Чтобы разрядить ситуацию и малость развлечься, окунёмся ненадолго в декабрь 2134 года, перенесясь почти на три года вперёд относительно событий вокруг Генератора.
— Это, коллеги, никуда не годится! — Петров, обыкновенно сдержанный, на этот раз влетел в амфитеатр лаборатории прикладного хрономоделирования злой как Синяя Борода.
Вскоре, правда, выяснилось, что его гнев был на две трети наигранным (ну захотелось ему театрального эффекта); но на треть всё же всамделишным.
— Кто это натворил? Ты, Ричард?
Петров потрясал старинным томом.
На обложке было написано: «Александр Дюма. Три мушкетёра».
Ричард растерянно хлопал глазами и бормотал:
— Не-а, не я. Дюма это. А что, петля, да?
Петров, сдерживая смех — так потешно выглядел Ричард, — проговорил громовым голосом:
— Положим, не петля, но всё же форменное хронобезобразие!
Ричард (который опять втёрся в нашу сказку, не спросив разрешения у её автора) молча икал, безуспешно пытаясь сообразить, что же так разозлило прославленного временщика.
— Признавайся, ты в какую эпоху отправил подсказку Алиске насчёт гиперселенитового сердечника?
Ричард побледнел.
Вчера поздно вечером к нему на дачу прилетела Светлана и с виноватым видом доложила, что она, кажется, забыла связать сюжет про кристалл с ключом к событиям 1976 года. В результате возник некоторый риск, что сюжет будет распакован не в той эпохе, которой адресован, а в какой-нибудь другой.
В «Трёх мушкетёрах» сюжет крутится вокруг алмазных подвесок. Неужели???
— Разыгрываешь?! — широко улыбнулся Ричард.
«Как я сразу не догадался? Светлана кинула Петрову гравитонку с сообщением о своей оплошности, а тот решил меня проучить».
— Ну, всё, всё, виноват, больше не буду!
С этими словами Ричард протянул Петрову обе руки.
Петров руки взял, но лицо его осталось серьёзным.
— Знаешь, не разыгрываю. Вот погляди сам, сколько энтропии снимает твой сюжет с текста романа Дюма. Почти столько, сколько имеется в самом сюжете.
— Ой! — вырвалось у Ричарда.
— Ты думаешь, это всё? А что бы ты, как завлаб, сказал, если бы увидел вот эти расчёты?
— Первым делом спросил бы, что это за текст Z.
— Это легенда о Граале.
— Не может быть!
— Посуди сам. Подлинная чаша, да будет тебе известно, была погребена под слоем пепла в Помпеях. Там же погибли все до одного, кто знал легенду. В эпоху короля Артура, а тем паче в более поздние она никак не могла попасть иначе, чем по твоей милости.
Ричарду нечем было крыть. Сюжет сказки, отправленной в прошлое, состоял как раз в том, что маленькая девочка заброшена хроновихрем в Страну чудес, где для своего возвращения должна найти Грааль — священную чашу, в которой великий волшебник сэр Артур Корвин по прозвищу Бэдлос хранил прекрасный гиперселенитовый кристалл. Согласно замыслу, текст, созданный по этому сюжету, должен был послужить Алисе в 1976 году подсказкой, выводящей на заранее подготовленных временщиками людей, которые страховали детишек и внимательно следили за тем, чтобы сердечником не завладели крутившиеся в той же эпохе крокры.
Впрочем, им-то кристалл теперь даром не был нужен, как мы с вами вскоре убедимся. Но кто ж тогда мог об этом знать, кроме самого Петрова и, быть может, Грейс?
— Ну хоть теперь-то ты меня точно разыгрываешь? — неуверенно спросил Ричард.
— Отнюдь нет, — отрезал Петров. — И это ещё далеко не всё. Далеко, повторяю, не всё.
Ричард похолодел. Это сколько ж теперь хронопетель распутывать из-за одной оплошности, а? Сколько новых витков таинственности придётся нагромоздить, чтобы надёжно разорвать траектории, угрожающие замыканием? Неужели какие-то литературные произведения придётся предать забвению, уничтожив все их копии?
— Это было бы настоящим варварством, — ответил Петров, угадав мысли Ричарда. — Что-нибудь придумаем. Но работы институту ты задал не на одно столетие. Алисины проделки на твоём фоне — мелкие шалости: ты даже крокров перещеголял.
— Ну, до тебя-то мне пока ещё далеко, — мрачно ответил Темпест.
Петров смутился.
— Оставим счёты. Давай решать проблемы.
— Угу, — отозвался заведующий лабораторией прикладного хрономоделирования, не позаботившийся о том, чтобы записываемые на Логос данные автоматически проверялись на наличие привязки к конкретной эпохе.
Перечень литературных произведений и легенд, присланный Петрову из КТЧ, включал следующие наименования:
легенду о священной чаше Грааля;
«Три мушкетёра»;
«Двенадцать стульев»;
«Мудрец из страны Оз»;
«Хроники Янтарного королевства»;
«Сто лет тому вперёд»;
«Секрет чёрного камня»;
«Война с лилипутами»;
«Сапфировый венец»;
«Генератор Времени».
И никто не мог поручиться, что этот список исчерпывающий.
Правда, последующие более детальные исследования показали: зависимость текста «Двенадцати стульев» от сюжета, разработанного Алисиным папой и записанного Светланой на Логос, скорее всего, отсутствует, а имеющаяся сюжетная общность, по всей вероятности, случайна. Но остальные произведения достоверно имели своей сюжетной основой сказку, придуманную Игорем Селезнёвым при консультационной помощи Алисиного одноклассника Аркадия Сапожкова.
Теперь понятно, почему всякий раз, когда Селезнёв намеревался взяться за прославленное творение Дюма, вдруг возникали самые неожиданные обстоятельства, из-за которых роман так никогда и не был прочтён профессором. Теперь понятно, отчего всякий раз, когда Алиска заводила разговор об удивительных приключениях мушкетёров, у Селезнёва вдруг возникали галлюцинации, а однажды он и вовсе потерял сознание. Врачи тогда ничего не смогли сказать, что очень странно для врачей двадцать второго века — специалистов высококвалифицированных, действительно знающих своё дело, хоть и не страдающих от избытка пациентов.
Так вот по недосмотру Ричарда и случилось, что Светлана пропатчила Алисиным кристаллом весьма заметную часть мировой приключенческой литературы. Конечно, переданный ею сюжет по содержанию был понятнее обитателям конца XX века, поэтому именно тамошние писатели распаковывали этот сюжет чаще других. Но, ничем не защищённый от посторонних, он был использован и в куда более ранние эпохи. Пусть не столь часто, но вполне достаточно, чтобы в одночасье превратить МИВ в подобие потревоженного муравейника.
Возвращаясь с работы на дачу, ошеломлённый Ричард думал, что вот так вот и создаются тупиковые хронопотоки. Не в объективной реальности, конечно, — в информационном отпечатке истории.
В реальности Грааль погиб в первом веке нашей эры. Вместе с ним исчезла с лица Земли всякая память об этом сосуде.
Однако прошло совсем немного веков, и десятки рыцарей принялись за его поиски, и поиски эти нашли отражение не только в легендах, родившихся прежде поисков, но и во вполне достоверных исторических документах.
Вот вам и два будто бы хронопотока, взаимно логически несовместимых, исключающих друг друга, а на самом деле погружённых в один и тот же поток времени. Линия истории «без Грааля» внезапно обрывается, и появляется из ниоткуда линия «с Граалем» — или, по крайней мере, «с легендой о Граале» — линия, у которой нет прошлого, потому что в данном хронопотоке легенде неоткуда взяться.
Многие десятилетия подобные разрывы причинности, наблюдаемые в человеческой истории изредка, а в микромире — сплошь и рядом, становились источниками домыслов о параллельных мирах, о термодинамических развилках, о том, что в реальном мире из миллиона возможностей актуализируется не одна, а весь миллион, только в разных потоках времени.
Ну, насчёт всего миллиона не буду, но больше одной возможности, как видим, может актуализироваться. И могут жить бок о бок те люди, в прошлом которых не было никакого Грааля, и те, в прошлом которых он был.
Не окажись Алиска в Древнем Риме — образ Вселенной, хранящийся в распределённой базе данных «человечество», навсегда различился бы с прообразом по меньшей мере на этот самый Грааль. Конечно, есть Сертификаты предков, но как понять без сличения с оригиналом, надёжно упрятанным за горизонт событий, что такое похожее на чашу отпечаталось слабым оттиском в этих Сертификатах? «Существует ли Луна, если её никто не видит?»
Любопытная штука Время, не правда ли?
Мне потом пояснили: по теории Петрова выходит, что Луна, если её никто не видит, не существует. Или, говоря более строго, если Луна вообще не снимает энтропии текущего момента времени, то она оказывается вне его потока. Раз поток времени суть работа по перемещению причин в прошлое, осуществляемая субъектами при посредстве Генератора времени, всё то, что оказывается вне этой работы, оказывается и вне времени. Луну, если её никто не видит, не переместить в прошлое: между ней и настоящим нет связи.
На самом деле такая ситуация почти невозможна: для её возникновения требуется грубое и весьма маловероятное нарушение структуры Логоса. Нечто подобное могло бы произойти при запуске второго Генератора Времени: вселенная в этом случае «перестаёт быть» именно по этой модели.
Любопытному читателю может быть интересно, что же при таких обстоятельствах происходит с законом сохранения материи. Что ж, расскажу (нелюбопытный читатель может это пропустить). Рассмотрим два текущих момента времени — t1 и t2, причём t1 < t2; в момент t1 высказывание «Луна существует» истинно и, следовательно, её кто-то видит; а в момент t2 это высказывание ложно. Если оно ложно в момент t2, это сразу же означает, что в прошлом момента t2 оно тоже ложно. Иначе, если бы Луна с точки зрения того, прошлого, момента существовала, её существование снимало бы часть энтропии момента t2, вопреки предположению. Отсюда простое следствие: момент t1 не является прошлым момента t2 несмотря на то, что имеет место t1 < t2. Кроме прочего, это означает, что ни машина времени, ни спаскаб не могут попасть в момент t1 из момента t2. Между Луной из момента t1 и наблюдателем из момента t2 возникает физически непреодолимый горизонт событий, и фрагмент пространства-времени, содержащий Луну, внешнему наблюдателю представится просто сингулярностью, обладающей ненулевой массой: вот вам и сохранение материи. Никакой Луны эта сингулярность для наблюдателя из t2 не содержит, не содержала и содержать не будет, да и постановка вопроса такая бессмысленна, потому что в сингулярности нет времени — по крайней мере, того времени, в котором существует наш наблюдатель.
Вместе с тем наблюдатель, находящийся в t1, увидит совершенно другую картину. Для него и Луна есть, и время течёт, а вот момент t2 для него никогда не наступит. Это — тупиковый хронопоток, разрыв связи времён.
При некоторых обстоятельствах может существовать момент t0 < t1, который является прошлым и для t1, и для t2. То же касается и будущего, если t0 > t2. Наблюдатель из t0 может перемещаться и в t1, и в t2; но если он побывал в t1, он никогда уже не попадёт в t2, и наоборот. На возвращение в t0 в этом случае тоже возникают ограничения: побывав в t2, он сможет вернуться только туда, откуда Луна не наблюдаема даже через Логос, если там, в t0, вообще есть такое место.
Луна для такого наблюдателя существует, пока он не побывал в t2. Перемещаясь в t2, он будет наблюдать картину коллапса фрагмента пространства-времени, содержащего Луну, в сингулярность, после чего, возвращаясь обратно, обнаружит появившийся там невесть откуда горизонт событий, который может иметь довольно мудрёную форму и даже вовсе отсекать обратную дорогу.
Впрочем, всё это такая экзотика, которая возможна, пожалуй, только в теории. А ещё — при экстремальных ситуациях вроде запуска второго Генератора Времени или уничтожения Монокосма. В последнем случае, правда, всё ещё экзотичней: Монокосм в нашей сказке, безусловно, существует, так как снимает некоторую часть энтропии текущего момента времени — например, через крокров. Вместе с тем любая попытка слетать в те времена и места на спаскабе приведёт к тому, что по возвращении путешественник столкнётся с горизонтом событий, до такой степени ограничивающим его свободу, что большинство ранее привычных ему вещей он найдёт несуществующими, и в их числе, скорее всего, — земную цивилизацию. Ясно, что шансов остаться в живых при таком вот возвращении нет никаких.
Такие непроходимые барьеры возникают и при обычных путешествиях сквозь время. Они обусловлены леммой Петрова (кстати, она потому и лемма, а не постулат, что логически выводится из вышеописанного). Просто в случае Монокосма приходится иметь дело с искусственно разодранным федералами Логосом, и непреодолимые горизонты событий оказываются куда ощутимее. Но вам, читатель, теперь, наверное, ясно, отчего путешествия сквозь время, хоть и возможны, не пользуются слишком большой популярностью, оставаясь уделом профессионалов. Кому хочется вдруг обнаружить, вернувшись из прошлого, что из-за коварства леммы Петрова он больше никогда не сможет встретиться с любимой девушкой? Конечно, последствия путешествия можно просчитать и минимизировать; но вдруг всё же случится так, что не на ту бабочку наступишь?
Кстати, Алиса ошибалась, когда полагала, что раз Крокрыс был заключён в сингулярность, то на нём больше нельзя побывать. Это действительно было бы так, если бы сингулярность создавалась сверхсильным гравитационным полем: разумеется, тогда от планеты мокрого места бы не осталось, а сингулярность так и осталась бы сингулярностью, пока не испарится. Но техника странников манипулировала Логосом, разрушая связь между пространственно-временной окрестностью финальной стадии истории Монокосма и потоком времени. Вследствие этого для внешнего наблюдателя Крокрыс свернулся в сингулярность, а по прошествии некоторого времени развернулся из неё обратно — совсем такой же, но с единственной разницей: все Сертификаты субъектности, использовавшиеся его обитателями, утратили с ними связь. Иными словами, вне сингулярности планета теперь существовала, но была мертва.
Правда, к тому моменту, когда мне это объяснили, теория Петрова уже во многом устарела.
Какое отношение всё это имеет к сюжету нашей сказки? Да никакого. Но — мало ли? — может, пригодится кому-нибудь… Потом, должны же вы, мой терпеливый читатель, раз уж взялись читать эту… этот нонсенс, иметь представление о том, в каких условиях работают мужественные сотрудники Международного института времени, что расположен в зелёном подмосковном городке, уютно раскинувшемся на правом берегу величавой Волги?
Нелимоны скорее напоминают манго, а не лимоны, хотя генетически всё-таки ближе к лимонам, чем к манго.
При чём тут нелимоны, спросите?
При том, что их (в свежем виде) любит академик Петров.
Но — всё по порядку.
Вернувшись из прошлого и переговорив с Грейс, Алиса побежала встречать Пашку, который должен был прилететь следом. Пашка, усталый, но вполне довольный своими приключениями, с видом если не победителя, то, по крайней мере, непобеждённого вышел из спаскаба.
— С возвращением, лейтенант! — улыбнулась Алиса, протянув руки другу.
Нетрудно было догадаться, о чём думает юный хронавт.
Поэтому Алиса сказала строгим голосом:
— Паш, никому ни слова.
— Почему это? — обиделся Пашка.
Алиса задумалась.
— Ну, про кристалл я и не собираюсь трепаться, — прервал паузу Пашка, — а про приключения?
Он умоляюще посмотрел на подругу.
Приключения теряют 99% смысла, если некому о них рассказать. «Существует ли Луна, если её никто не видит?»
— Нет, Павел. Всю эту историю мы с тобой оставим в тайне. И Алиса открыла ему свою виркнижку, где было короткое сообщение от Грейс. Не сегодняшнее — старое. Всего три предложения:
«От того, насколько хорошо вы
будете хранить нашу тайну, многое зависит. Это не игрушка. Это Время.»
— Ну почему? — не отставал мальчишка.
Алиса опять задумалась, как бы так ответить, чтобы и душевно, и искренне, и чтобы всё-таки не ответить. Задачку эту она так и не решила, а просто взяла друга за руку, и они молча пошли к стоянке флипов. Алиса — задумчивая, Пашка — озадаченный.
И потекли своим чередом деньки, наполненные обычными трудовыми буднями школьников двадцать второго века.
Будто бы не было ни Генератора, ни крокров, ни погони за кристаллом.
Петров постоянно был в разъездах — то в одной эпохе, то в другой. Алису он пригласил лишь один раз, в конце апреля.
Они вдвоём сидели под зонтиком уютного плавучего кафе, слегка покачивавшегося на пологих волнах, жевали вкусные нелимоны и вдыхали неповторимый воздух Балтики — воздух, в котором аромат моря едва ощутим и оттого дразнит воображение, будит фантазию.
Петров долго и подробно расспрашивал об опыте в Охотском море. Представьте себе, после всей этой истории он вёл себя так, будто совсем-совсем ни в чём не виноват и будто не он поставил вселенную на грань небытия. Он был спокоен и уверен в себе; эта уверенность передалась и Алисе, а ведь её мудрено обмануть. И лишь иногда его взгляд, задерживавшийся на Алисином лице на неуловимое мгновение дольше, чем обыкновенно, выдавал какую-то непонятную тревогу. Но вовсе не за вселенную была эта тревога — это было ясно как день.
Может, за Грейс?
— Петров, а где Грейс?
— Её стажировка закончилась. Она вернулась в Брюссель.
— Но почему она не отвечает, когда я её вызываю?
— Не волнуйся, Алиска, с ней всё в полном порядке, — ответил академик, и Алисе стало ясно: всё действительно в полном порядке. Ведь от Алисы не секрет, что Грейс на самом деле работает в КТЧ. Поэтому с ней и нет связи. Если бы с ней что-нибудь случилось, зачем Петрову было бы это скрывать?
Тему Генератора тактичная Алиса не стала затрагивать, и потому перемена в Петрове так и осталась для неё загадкой.
Когда прощались, Петров, прищурившись от яркого солнца, задержал взгляд на Алискином гиперселенитовом кулоне, с которым она теперь не расставалась.
— Тебе идёт! — сказал он весело. — Видишь, от него всё-таки есть польза!
Алиса нахмурилась, вспомнив что-то. Но учёный сказал:
— И не только та, о которой ты подумала. Для кулона он и впрямь слишком дорог; но вначале он сослужил немалую службу науке.
— Какую же? — не поняла Алиса. И, пока Петров собирался с ответом, добавила:
— А впрочем, я, кажется, начинаю понимать.
— Вот и хорошо. Поясню лишь, что я-то всегда знал: цена результатов этого исследования отнюдь не столь велика, как тебе представлялось.
Он опустил глаза и слегка покраснел.
Шумел прибой, реяли чайки, нёсся по волнам маленький глиссер, а над кафе висел пустой флип, ожидая пассажира.
— Но для меня и эта цена была непомерно высокой, — наконец признался Петров. — Я всё-таки учёный, а не генерал какой-нибудь.
Читателю из начала XXI века непросто будет понять эту фразу так, как восприняла её Алиса. Ведь для вас, читатель, генералы вполне реальны, а для жителей описываемой эпохи это существа одного ряда с соловьями-разбойниками, кощеями бессмертными и графами дракулами. Знаете ли, у некоторых из них тоже были реальные прототипы.
Непросто понять. Но вы всё-таки попробуйте, ладно?
— Генератор надо было строить Пашке Гераскину, — рассмеялась Алиса.
— Пожалуй, — согласился Петров. — Только у него бы не получилось. Вот Аркаша — настоящий талант. Подрастёт — гением будет!
Лицо учёного стало озорным-озорным. Но глаза были такими серьёзными…
На этом наша история могла бы закончиться.
Но не закончилась.
Потому что пройдёт каких-нибудь десять недель, и…
После сильной, но короткой грозы, когда молнии
перечерчивали вдруг посиневшее небо крест-накрест, а последние, арьергардные
порывы шквала гнули к земле тополя, когда с листьев скатывались капли с грецкий
орех величиной, а воздух был свеж и прозрачен, Алиса тихонько ехала на
велосипеде от площади Восстания по направлению к биостанции.
Ехала она по узенькому — в две ладони шириной —
тротуару, мощённому германиевыми плитками допотопных процессоров, змеившемуся
среди отцветающих яблонь и расцветающих апельсиновых деревьев Садового кольца.
Алиса промокла насквозь от капель, падающих со свежевымытых листьев. И ей это
нравилось. Остановившись у небольшого, но глубокого пруда…
…Алиса вдруг почувствовала, что почва уходит у неё из-под ног, небо сворачивается в овчинку, а похожий на конторку ворон — чёрный, будто ночь — вдруг слетел во мраке с ветки стройного платана, обняв крыльями весь белый свет…
Сознание вернулось к ней в жаркой, непроветренной тюремной камере, единственным украшением серо-зелёных стен которой, покрытых толстым слоем масляной краски, на Земле давно забытой, была большая картина, написанная акварелью на листе ватмана.
Что было изображено на картине — едва ли можно было понять.
Гремели барабаны или не гремели?
Этого Алиса не помнит.
<<Назад Оглавление Далее>>
10.11.2007