«Генератор Времени»

4. Генератор

Одиннадцать

Вы, наверное, знаете, что Петров знаком с Алисой с тех давних-давних пор, когда героине нашей повести едва исполнилось пять лет. Тогда она вместе с отцом оказалась на одной из первых публичных демонстраций Машины времени и нечаянно улетела в прошлое — прямо в гости к Аркадию Стругацкому. Правда, совсем ненадолго. С тех пор Алиса стала своим человеком в МИВе. Она обзавелась там массой знакомств, из-за чего весь Алисин класс стал в конце концов подшефным лаборатории прикладного хрономоделирования.

Петров не разрешил шефствовать над школьниками лабораториям, непосредственно связанным с полевыми исследованиями в прошлом. Он, как прозорливый руководитель, понимал: детям ни к чему излишне близкий доступ к Машине. Как следствие, школьникам, если им вдруг требовалось слетать в прошлое, приходилось иметь дело не с шефами, а с другой лабораторией института. Говоря короче, и дети никаких препятствий себе не встречали, и руководитель шефствующей лаборатории не должен был получать нагоняи за внеплановые перелёты, поскольку не имел прямого отношения к хронотранспорту.

Не подумайте, что любой ученик 6«Б» класса 20‑й московской школы мог в любой момент улететь куда ему вздумается. Каждый полёт обеспечивается сотнями специалистов, требует длительной подготовки с целью обеспечения хронобезопасности как в узком смысле слова, так и в широком. Детям приходилось сначала убеждать учёных МИВа в том, что их, детей, научные интересы неразрывно связаны с проведением исследований в прошлом, а уж потом полёты в установленном порядке готовились и осуществлялись.

Не знаете, что такое хронобезопасность в узком смысле слова? Это предотвращение потенциально опасных последствий леммы Петрова. А в широком — учёт всего комплекса последствий хронопутешествия. Например, если хронавт плохо знает местные обычаи того времени, куда летит, он может огорчить или напугать аборигенов, а те невзначай могут за это отрубить ему голову. Прежде чем хронавт войдёт в кабину хронотранспортёра, его коллеги по институту заранее позаботятся, чтобы ничего подобного не произошло, и постараются просчитать все варианты. Вот почему к описываемому здесь времени ни одному сотруднику МИВа голову в годы опричнины никто не отрубил, и даже ни один динозавр не проверил на своём опыте, не токсичен ли для его доисторического организма сотрудник МИВа и не заесть ли его на всякий случай рощицей папоротников и плаунов.

Было бы неправильно сказать, что Алиса и Петров — близкие друзья. В неформальной, как говорили в Эру разобщённого мира, обстановке она с ним общалась нечасто — не то что с Ричардом или, скажем, с Филидором Зелёным, механиком «Космоса-30». Но вот уже почти вечность, по Алисиному субъективному времени, они с Петровым были добрыми знакомыми.

Алиса взяла стул, поставила его рядом с креслом Петрова и, не говоря ни слова, уселась рядышком, вплотную. Уселась и стала глядеть на него. Ждала.

А тот молчал. Думал.

Алиса тихонько коснулась его плеча.

— Ты же не для того спрашивала, чтобы услышать ответ. Ответ ты сама знаешь.

— Значит, не был.

— Не был и никогда не буду. Я физик, а не авантюрист.

— Кто же тогда передал Мойшé скрижали? — наивно спросила Алиса.

— Почём я знаю?

— Тогда мне уже ничего не понятно. В институте есть лаборатория прикладного хрономоделирования. Ричард гоняет свои модели на мелких исторических загадках вроде библиотеки Ивана Грозного…

— Пока безуспешно, кстати.

— Может, потому и безуспешно, что библиотеки, как мы себе её представляем, вовсе не было. Но почему тайны Exodus'а и последующих событий остались в стороне от вашей работы? Я бы в первую очередь взялась за них. Концепция человеческой истории…

Петров рассмеялся.

— Ну и детки пошли нынче! «Концепция»! Где только откопала такой архаизм?

— Там же, где ты своё «почём», — съязвила Алиса.

— Ну так что, тебе честно ответить или нечестно?

— Конечно, честно.

— Честно — будь я Ричардом, не спешил бы влезать в ту проблему. Вопрос — ты сама подметила — очень ответственный. Мы делаем только первые шаги в исследовании Времени. Надо быть последовательными.

— А я думала, у тебя есть подозрение, что там был ты, только ты там был старше, чем сейчас.

— Полагаю, это исключено. Я отверг эту версию с самого начала нашего с тобой разговора.

Академик на мгновение задумался, достаточно ли он сказал Алисе или надо продолжить. Глаза Алисы просто светились любопытством, и Петров наконец добавил:

— Ты подала мне хорошую идею. Подумаю, как бы набросать проект этического кодекса МИВа. Мол, мы, основоположники института, не хотим, чтобы на Синае побывал кто-то из наших. Конечно, потомки сами решат для себя этот вопрос, но нам не помешает повлиять на их возможное решение, высказав своё мнение. Твёрдо и аргументированно.

Сейчас Петров был привычным Алисе Петровым — жёстким и уверенным.

Нет, этот вопрос для него решён. Другое его волнует. Но связь всё-таки есть. Не будь её, ответил бы прямо в приёмной. А мы здесь, в кабинете, вдвоём. И даже, отметила Алиса, компьютер выключен.

— Идею — это всегда пожалуйста. Но ведь так случилось, что там кто-то был?

— Сам я думаю, там был один лишь Мойшá. И в позднейшие времена было принято допускать, что цель может оправдывать средства; не нам судить предков, чьи цивилизации решали совсем другие задачи, чем наша. Быть может, и вовсе легенда… Да, скорее всего. Впрочем, — оживился Петров, — почему бы тебе не поговорить с Ричардом? С чего бы я должен лучше понимать мотивы выбора тематики лаборатории хрономоделирования, чем её руководитель? Но я сказал: будь я Ричардом, не торопился бы моделировать те события.

Он опять замолчал — видать, разбирался в собственных мотивах. Алиса терпеливо ждала.

— Понимаешь, мы как цивилизация настолько отличаемся от народа Мойши… в общем, у меня нет ни малейшей надежды, что у нас получилось бы правильно воспринять результаты модели. Чтобы понять многие вещи, нужно прожить жизнь древнего еврея. Это тот пласт знания, переживаний, чувств, который навсегда остался в прошлом. За ним можно подсмотреть, но понять его — вот это дудки. И напротив, — взгляд академика стал теплее, — окажись Мойшá у нас… Да что Мойшá, пусть Рассел — понял бы он нас, наши чаяния, наши огорчения, наши проблемы?

— Ну да, — отвечала Алиса, — некоторые из нас даже сами их не в состоянии понять.

— Я заслужил такой сарказм?

— Да. Правда, и я тоже. Благодаря тебе. Потому и трачу твоё время, заодно со своим.

— Ну что ж. Тогда слушай.

И академик принялся рассказывать.

Двенадцать

— Так что вот, — невесело резюмировал академик. — В некотором смысле ты права, Алиска. Аз, некоторым образом, есмь Альфа и Омега, начало и конец. Во всяком случае, всё к этому идёт.

Он усмехнулся, и усмешка была мрачной. Вовсе не светила Петрову эта перспектива. Он любит физику, понимает физику. И совсем-совсем не готов выходить за её рамки, заниматься внедренчеством, да ещё каким! Всем внедренчествам внедренчеством.

До сей поры он никогда ничего не внедрял. Он разработал теорию Машины времени — самоё Машину конструировали и монтировали другие люди, с другими складом характера и кругом интересов. Но тут и они бы, пожалуй, обратились к судьбе с избитой просьбой «да минует меня чаша сия!»

…Теперь Алиса знала: подозрения, возникшие у неё во тьме подвала МИВа, когда она не дыша кралась за пришельцами, — подозрения эти попали в самую точку.

Генератор Времени, неподвижный перводвигатель вселенной, расположен в нижних ярусах института, скрытый пятиметровой иридиевой плитой фундамента.

Правда, он не работает.

И знают об этом во вселенной всего четверо: Петров, Алиса и те двое.

Это загадочно. Генератор собирался в глубокой тайне. Никто из причастных к его разработке и монтажу не знал конечного назначения устройства. «Версия для распространения», придуманная Петровым, гласила, что под плитой находятся аварийные системы, которые способны в случае чрезвычайного происшествия вырезать кусок пространства-времени, содержащий корпус МИВа, и отправить его взрываться куда-нибудь в межгалактическое пространство — туда, где высвободившаяся энергия не сможет испарить Землю.

Это была правда. Системы аварийной эвакуации и впрямь занимали большую часть пространства под фундаментом.

Но там ещё был Генератор.

Но откуда о нём узнали пришельцы? Может, они бывали в будущем? Или явились оттуда?

Оставим Алису, которая сидит сейчас в кабине поднимающегося в небо флипа, размышлять над этой загадкой, а сами вернёмся на несколько минут вспять и послушаем часть разговора, полнее раскрывающую замысел Петрова.

— Нет, Алиса. Скорее всего, я никогда его не запущу.

— Тогда зачем построил?

— Пусть стоит. Может, он будет однажды запущен. Кем-нибудь.

— Тем, кто возьмёт на себя тот риск, о котором ты писал?

— Надеюсь, он будет знать больше, чем мы.

— Тем, кто встречался с Мойшéй?

— Ты опять за своё. Говорю тебе: я так не думаю. Это совсем разные проблемы. Обладая изрядной фантазией, можно усмотреть некий гомоморфизм учёного-хронофизика легендарному собеседнику Мойши, и то лишь в случае, если мой Генератор однажды будет запущен. Но считать одного из них прототипом другого и тогда неправомерно, ведь так?

— Так, так, — улыбнулась Алиса. Она достигла своей цели.

Зато Петров выглядел каким-то потерянным.

И тогда Алиса сказала:

— Не грусти, Петров. Ведь может ещё так выйти, что не существует никакого Генератора. И тогда твой агрегат — навсегда опытный образец, у которого не больше шансов заработать, чем у вечного двигателя!

Волна напряжения тут же отхлынула, Петров улыбнулся Алисе одобрительно и приветливо.

— Почему бы и нет? Это было бы очень неплохо. Надеюсь, так дело и обстоит. Хотя факты пока говорят о другом.

— Но надо быть готовым к любому исходу?

— Именно! Ты молодец, Алиска. Твоя способность понимать превосходит воображение. Спасибо.

Они пожали друг другу руки, потом Алиса поцеловала Петрова в щёку и убежала.

— Так что вот, — невесело резюмировал, оставшись в одиночестве, академик. — В некотором смысле ты права, Алиска. Аз, некоторым образом, есмь Альфа и Омега, начало и конец. Во всяком случае, всё к этому идёт.

Тринадцать

В Алисином времени спорт ради спорта не в моде. Физическим упражнениям люди предпочитают физический труд на свежем воздухе. На втором месте — танцы и подвижные игры вроде футбола или водного поло. Длительные и утомительные тренировки не приветствуются. Танец, игра или туризм — сами по себе отличная тренировка, особенно если их правильно организовать и внести в них элементы технологий физического совершенствования.

В школьном бассейне Алиса на пару с Аркашей играли в водное поло против сестёр Белых. На воротах за обе команды стояли — вернее, плавали — дельфины Гришка и Глашка, живущие здесь, в бассейне, с незапамятных лет. Вратари они были первоклассные, и первая десятиминутка закончилась нулевой ничьей.

За прозрачным куполом, натянутым над биостанцией и её окрестностями, вовсю мела метель.

…Представь себе, — говорила Алиса Аркадию, бросаясь на перехват мяча, — маленькую такую чёрную дыру. Со спичечный коробок. Только что созданную. Представил?

— Допустим, — ответил Аркаша, принимая её подачу.

— Каков будет баланс причинности там, внутри?

Аркаша не сразу ответил: дельфиньим стилем рвался он к воротам противника, гоня волною мяч впереди себя.

— Fifty-fifty, разумеется. Ты чего это меня экзаменовать взялась?

Бросок. Гришка виртуозно остановил мяч хвостовым плавником и носом подал его Наташе, дежурящей у центра бассейна. Та приняла подачу и ринулась к воротам противника. Алиса рванула за ней. Тщетно! Наташа не стала делать передачу, бросила сама, и Глашка только чудом сумела парировать бросок. У ворот тут же оказалась Маша. Перепасовка…

Аркаша вынырнул как раз между девочками. Глашка отчаянно металась в воротах. Бросок!

Мимо.

А ведь верный гол был бы.

И тут биочипы сообщили детям о конце тайма.

— Алиска, ну тебя! Из-за твоей чёрной дыры едва не проиграли на последних секундах.

Сестрёнки Белые выбрались из бассейна и побежали переодеваться; Алиса осталась в воде. Она не спеша плавала на спине из конца в конец бассейна, восстанавливая дыхание. Аркаша молча покачивался на волнах, поднятых дельфинами, и терпеливо ждал. Наверняка Алиска опять что-нибудь задумала. С ней не соскучишься. Долг юного учёного состоит в том, чтобы предупредить необдуманные поступки своей не в меру деятельной подруги.

С Алиской лучше держать ухо востро.

— Не проиграли же! — ответила, наконец, Алиса. — Теперь представь себе, что у тебя в кармане лежит волшебная палочка. Едва ты взмахнул ею — причины начали перемещаться в прошлое относительно ТМВ, а следствия — в будущее.

— Глупости. Я же снаружи горизонта событий. Сколько бы я палочкой ни махал, внутренность чёрной дыры об этом не узнает.

— А ты внутри.

— Тогда…

Аркаша широко улыбнулся, потом вдруг сделал страшное-страшное лицо и произнёс голосом, имитирующим громовой:

— Я Корвин Великий и Ужасный!

— Не Корвин, а Гудвин, — поправила Алиса. Аркаша подмигнул ей и многозначительно поглядел на серебристые Алискины сандалии, аккуратно стоявшие у бортика бассейна.

— Думаешь, не Корвин, а Гудвин? — спросил он, улыбаясь чему-то.

— Конечно, — смеясь ответила Алиса. — Но, попав в отраженье по имени Ёрш, ты, Джеймс Гудвин, возьмёшь себе имя Карл Кори… нет, лучше Карл Коралли.

— Правда? А кто такой Карл Коралли?

— Мне так больше нравится. В этом имени ощущается запах йода, дух безбрежных просторов. Некий Карл Коралли запросто мог бы быть в команде моего однофамильца-пирата, открывшего пролив между Америкой и Антарктидой!

— Вероятней, томился бы, закованный в цепи, в трюме его корабля…

— Ну да, точь-в-точь как лорд Корвин в отражении Ёрш!

Разговор не получил дальнейшего развития. Пора было в класс.

Но идея насчёт волшебной палочки, управляющей причинностью, показалась Аркаше интересной. Девчонки иногда мыслят очень оригинально. Только обстоятельности им не хватает.

Четырнадцать

— Полно тебе, Алиса. Я пошутил. Правда, это выглядело убедительно?

Петров встретил Алису у школьного парадного. Поприветствовав девочку взмахом руки, он обратился к ней с вышеприведённой фразой.

— Зачем вам это надо? — удивлённо вскинула брови Алиса.

— Кому это — вам?

— Тебе и тем двоим.

— Те двое здесь ни при чём. Они просто наложились на репетицию моего розыгрыша. К Новому году готовлюсь, понимаешь…

— Не может быть. Не может быть, чтобы такое совпадение!

— Почему бы и нет? Не тройное же. На мой розыгрыш что-нибудь ну просто обязано было наложиться — или тёмные личности в МИВе, или аномальная солнечная активность, или цунами в Юго-Восточной Азии, или снежный буран в Нью-Йорке, или, скажем, снос какого-нибудь здания, имеющего историческую ценность… Мало ли всяких событий происходит на этой планете каждый день и каждый час?

Петров был многословен. Если бы Алиса выросла и воспиталась на рубеже тысячелетий, она решила бы, что академик выпил лишнего. Но она выросла несколько позже и не могла такого подумать. Оставалась одна версия: он опять врёт.

Ей стало скучно.

— Я поняла. Спасибо. Пока!

«Совпадение и впрямь запросто может быть случайным; но Петров-то врёт, вот в чём штука!»

— Алис, до завтра! — пробежал мимо Аркаша.

Алиса знала: теперь его дня два не оттащишь от Бродяги, пока не добудет из Космонета всё про течение времени внутри чёрных дыр. Он такой обстоятельный.

Решив прогуляться, Алиса не взяла флип, а побежала не торопясь по бульвару в сторону площади Восстания.

Оглянувшись, она увидела фигурку прославленного учёного. Тот уселся прямо на лестницу. Вид у него был растерянный и смущённый донельзя. Ей вдруг стало жалко академика; но возмущение взяло верх и над жалостью, и над неизменным любопытством. Алиса продолжила свой путь.

Петров догнал её на флипе примерно в том районе, где в старину стояло здание ТАСС.

Что скрывать? Алиса немного испугалась.

Бросив быстрый взгляд окрест — где здесь, в случае чего, можно затеряться и уйти от погони, — Алиса медленно подошла к академику.

Не слишком близко.

— Ты мне не поверила?

— Не-а.

Алиса попыталась обойти Петрова. Но Петров тоже иногда бывает упрямым.

— Ты не оставляешь мне выбора.

— А ты — мне.

— И что ты решила?

— Не знаю, — пожала плечами Алиса. — Одна из версий вот какая: ты сделал какую-то подлость, а потом струсил. А может, — продолжила она, немного подумав, — ты повстречался с теми. И они пригрозили тебя убить.

— Для кого не составляют тайны Сертификаты субъектности, тот достаточно знает о жизни и смерти, чтобы подобные угрозы не становились предметом внимания. Даже если бы угрозы и вправду были.

— Так почему ты не расскажешь мне о них всё? — резко поменяла тему Алиса.

— О пиратах?

— Нет. О Сертификатах.

— Чтобы не потеряла интерес к жизни, — отвечал академик.

— Но ты не потерял?

— А ты почём знаешь? — возразил Петров и покраснел, поймав себя на употреблённом нечаянно архаизме.

— Система Станиславского? С пяти лет? — скептически улыбнулась Алиса.

— А вот не скажу. Должна же быть какая-то загадка в творце Логоса, а? — Петров улыбнулся, и улыбка не была ни натянутой, ни грустной.

— Это просто игра? Вот такая игра? — Алиса, знаете ли, упрямая девочка.

Петров глядел на Алису ласковым взглядом, и никакого ответа не читалось в этом ласковом взгляде.

— Стоило ли создавать Время ради игры? — не отступалась Алиса.

Может быть, она развивала тему розыгрыша, предложенную Петровым там, у школьного парадного, а может, пыталась понять мотивы, которые должны были бы двигать им в том маловероятном случае, если он не про всё лжёт.

— А ради собственной шкуры стоило бы? — задал встречный вопрос Петров. — Как ты думаешь?

— Почему бы и нет? Ведь ты же существуешь, а если бы ты всё это не затеял, не было бы и тебя... и меня.

— Ну почему ты так уверена, что получилось именно у меня? — Алисин собеседник оживился более, чем ему бы следовало, раз уж он не хотел делиться с Алисой своими переживаниями, в которых сам толком не разобрался.

— Ну, предположим!

— Нет, — вздохнул академик. — Не стоило бы. Слишком много детей умерло в концлагерях из-за нашего с тобой существования.

Алиса вопросительно заглянула в глаза учёному.

Но тот молчал.

— Кажется, я начинаю понимать, — размышляла вслух Алиса. — Это был их выбор — не наш. Мы не можем обмануть ту надежду, которая была с ними в их последний час.

Академик отвернулся молча. Теперь, хочешь — не хочешь, придётся… «Если не сделаю я — сделает однажды она. Алиса. И она сделает хуже. Слишком азартна. Ребёнок ещё. Да и вообще…».

Зачем только он поддался на этот разговор?

Пятнадцать

По ночной стороне Луны двое шагали, неспешно вычерчивая многоточие следов, в свете узкого голубого серпа, повисшего над близким — рукой подать — горизонтом.

Подойдём к ним поближе, что ли? Интересно же, кто это.

Подойдя, мало что полезного увидим. Увидим лишь чёрный скафандр и белый. По затенённому стеклу гермошлема догадаемся, что чёрный скафандр принадлежит сотруднику Комитета Тайн и Чудес. Или, быть может, тот, кто его надел, желает, чтобы его приняли за агента Комитета.

Белый скафандр ничем не примечателен, и здесь слишком мало света, чтобы разглядеть лицо.

Если у нас с вами, читатель, есть усилитель, мы сможем, скрываясь в чернильной тени, отбрасываемой склоном крошечного кратера, подслушать разговор, который эти двое меж собою ведут. Усилитель, похожий на стетоскоп без трубки, следует поплотнее прижать к лунному грунту. Прижали? Слушаем.

Слышим вопрос. Судя по жестикуляции, задаёт его чёрный скафандр.

— Душа — это Генератор Времени, нашедший приют в теле человека, да?

— Можешь сколько угодно заигрывать с Сенекой. Я на твою иронию не куплюсь. Суть в том, что, получая Сертификат от Генератора Времени, ты обретаешь свободу выбора: участвовать или не участвовать в генерации Времени, в создании асимметрии причинности, в создании Прошлого, в котором по преимуществу сосредоточены причины.

Негромкая усмешка в ответ.

Прежний голос:

— Процесс создания асимметрии причинности воспринимается получателем Сертификата как бытие.

Другой:

— Генератор, иными словами, использует получателей Сертификатов. Использует, отображая формальные структуры образов и представлений получателя на реальность. Правильно?

— В общем, да. Генератор находит среди этих образов варианты, пригодные для упорядочения пространственно-временной структуры вселенной. В рамках той свободы, которую ему предоставляют физические законы, он их использует.

— «Согласно мнению многих учёных, то, что мы видим Вселенную изнутри себя и знаем, что мы есть и она есть, свидетельствует нам о нашей функции в этой Вселенной», — ответил чёрный скафандр цитатой из учебника. В голосе — и насмешка, едва заметная, и сомнение.

Минута тишины. И снова голос чёрного скафандра — высокий, почти детский:

— Генератор ведёт себя по отношению к людям точно так же, как крокры по отношению к нашим предкам тогда, в начале тысячелетия. Или…

Тишина.

Звонкий щелчок: крохотный метеор высек сноп искр из склона кратера.

— Что «или»?

— Или крокры — это и есть Генератор Времени?

— Нет, конечно. Крокры — они крали у Генератора интеллектуальные ресурсы человечества. Отсюда тенденция к утрате субъектности, характерная для того периода.

— Из сказанного не следует, что Генератор Времени и крокры — не одно и то же. Нам очень хочется верить, что Генератор совершенен, что крокры не являются следствием работы его алгоритма.

Последняя фраза произнесена на малоизвестном в этом углу Млечного пути языке одного из народов планеты А5-XXV.

— Довольно шифроваться. Здесь никого нет, а мне едва знаком этот язык... Строго говоря, они не могут не быть…

— Вот именно! По-твоему, даже если крокры бессубъектны — а это возможно, — они неотъемлемая часть структуры Времени, создаваемой действующим Генератором.

— Нет! — с жаром возразил белый скафандр. — Если бы дело обстояло так, то крокры были бы имманентны наблюдаемой Вселенной.

— А кто поручится, что не имманентны? Ты уверен, что класс крокров исчерпывается известными нам формами? Быть может, конкуренция за то организующее начало, которое присуще сложным системам, конкуренция за мысль между Генератором — источником Времени и субъектности, и изоморфами крокров, зовущими к покою и сбалансированной причинности — может быть, это самая суть алгоритма Генератора?

— Я больше знаю об этом алгоритме. Знаю достаточно, чтобы полагать: феномен крокров связан не с устройством Генератора, а со свободой выбора. Генератор не исключает возможности, пусть маловероятной, такого сочетания волевых актов, при котором феномена крокров не было бы. Вселенной это не доставило бы никаких бед. Как раз наоборот. Дело, милая, не в Генераторе. Дело в нас.

— Ты знаешь больше, не спорю. Но не всё. И потому моя версия имеет право на существование.

— Тут мне придётся согласиться, — в голосе белого скафандра отчётливы нотки раздражения. — Право на существование она имеет. Но с позиций того, что довелось знать мне, шансов у неё почти никаких.

— Тебе просто хочется в это верить, — отвечал чёрный скафандр с нажимом на слово «хочется».

— Этот фактор не действует. Тебе, Грейс, тоже очень хочется в это верить. Но у тебя, тем не менее, другая версия. Причины различия — только в моём знании хронофизики и ни в чём ином.

По ночной стороне Луны в молчанье шагали два силуэта, оставляя отчётливые следы, петляющие меж кратерами в свете узкого голубого серпа, висевшего над близким — рукой подать — горизонтом.

Оставим их. Они уже далеко.

Шестнадцать

Поскольку Алиска, прежде чем проститься с Петровым на площади Восстания, не преминула выспросить у него как можно больше насчёт Сертификатов субъектности, было бы нечестно не рассказать о них и вам, уважаемые коллеги. Но предварительно, дабы вы не заподозрили меня в ереси субъективного идеализма, каковой я совершенно чужд, напомню: в качестве автора сего текста я выступаю как пародист, на что и прошу делать необходимую поправку. Автор и в самом деле подозревает, что информационный процесс, посредующий субъектность, существует; но о такой запредельной ерунде, как рукотворный Генератор Времени и субъектности, всерьёз, как вы понимаете, говорить совершенно немыслимо. Так что продолжим своим чередом наше несерьёзное повествование.

Если нижеследующие рассуждения о Сертификатах субъектности покажутся вам неудобовоспринимаемыми, можете пропустить. Ничего не потеряете. Но я питаю слабую надежду, что среди немногих моих читателей попадётся и такой, кто найдёт истинное удовольствие в этом замудрёном нонсенсе.

То, что в Алисином времени называют Логосом — сначала хронофизики назвали его так в шутку, но термин прижился и попал в школьные учебники, — можно представить себе как совокупность взаимодействующих Сертификатов субъектности. Как вездесущую базу данных, масштабы которой лишь потому не поражают воображение, что попросту невообразимы. Каков материальный носитель Сертификатов — я не знаю; но в нашей сказке он есть — за это зуб даю на отсечение. Чего-то я не так сказал, ну да ладно.

Принцип представления Сертификатов на их неведомом мне носителе тот же, по которому записывается голограмма на фотоплёнке. В каждом фрагменте пространства (более того, в каждом фрагменте пространства-времени — таково уж свойство этого носителя, что время ему до лампочки) представлены все данные каждого существующего в природе Сертификата — а имя им не легион и даже не легион легионов, а куда больше. Разумеется, чем больший кусок пространства-времени мы очертим, тем полнее в нём будут представлены данные Сертификата, тем выше их избыточность, тем, образно говоря, отчётливее рисунок голограммы. Однако даже фрагмент пространства-времени субмолекулярных размеров содержит вполне достаточно данных для нормального функционирования любого субъекта.

Среди систем, которые возникают и распадаются, сталкиваясь в борьбе за бытие и эволюционируя, однажды находятся и такие, которые, взаимодействуя с материальным носителем Логоса, обретают способность считывать содержащиеся там данные. Затем из их числа выделяются те, которые обладают достаточными энтропией и вычислительными ресурсами, чтобы заметить изоморфизм данных Логоса собственной структуре и использовать его, Логос, себе на пользу для получения дополнительных преимуществ в решении актуальнейшей задачи самосохранения. Через Логос они заимствуют эволюционные решения других систем, в том числе и тех, что возникнут в далёком будущем — в той мере, в которой это не противоречит лемме Петрова. Процесс эволюции фантастически ускоряется, а степень организованности и совершенства систем скачкообразно возрастает — короче, возникает жизнь. Возникает она в самых удивительных и непредсказуемых формах, от вирусов до хакеров, от шаровых молний до тигрокрысов.

Ключом к хранящейся в Логосе — то есть в чьих-то Сертификатах субъектности — информации является персональный Сертификат конкретной системы. Если система оказалась в состоянии воспользоваться уникальным ключом хотя бы одного Сертификата для доступа к остальным данным Логоса, этот Сертификат от начала времён и навек ассоциируется с данной системой. Какую бы копию данной системы мы ни создали, ей не будет доступен тот же ключ (читай — тот же Сертификат): таков алгоритм управления Сертификатами, реализуемый Генератором Времени. Замечу, что иным он и быть не может: иначе нарушатся условия целостности данных, ассоциируемых с Сертификатом.

Сертификаты бывают разные. Те, ключи которых попроще, не образуют субъектности и раздаются обыкновенным живым существам, начиная с вирусов, при условии, что существа в состоянии ими воспользоваться. Сертификаты с более сложными ключами хранят базовые формализмы для восприятия основных структур вселенной. Они могут быть основой того, что мы понимаем под высшей нервной деятельностью и разумом. Строго говоря, эти два типа Сертификатов не следовало бы называть Сертификатами субъектности, поскольку субъектность в нашем с вами, средневековом, понимании они не обеспечивают.

Ещё более сложные Сертификаты содержат базовые алгоритмы управления причинностью и являются активным инструментом Генератора Времени. Их пользователи получают свободу активно заниматься (или не заниматься) поиском именно в будущем тех явлений, по отношению к которым их алгоритм управления может потенциально быть причиной, и воздействовать на них, тем самым включаясь в работу, которую выполняет сам Генератор, — в работу по перемещению большинства следствий в будущее, оставляя причины в прошлом. Вычислительные возможности систем, способных на такую работу, весьма внушительны. Генератор Времени использует их в качестве подмоги для реализации своих алгоритмов управления причинностью начиная с тех пор, когда структура вселенной, развиваясь, становится столь сложной, что ресурсов его гиперселенитового сердечника уже недостаёт для контроля над ней.

Вот эта-то работа по перемещению следствий в будущее вкупе с выполнением алгоритмов Генератора и создаёт феномен субъектности, чувство «я versus остальной мир», восприятие себя как его неотъемлемой и в то же время уникальным образом качественно отличающейся части; ощущение собственной первичности по отношению к чувственно воспринимаемому миру, конфликтующее с эмпирическим знанием о том, что первичен всё-таки мир.

Человек как система не может претендовать на такой Сертификат. Вычислительных возможностей нервной системы для этого недостаточно. Не хватает совсем чуть-чуть, примерно трёх-четырёх порядков. Вот почему субъектность человек обретает только во взаимодействии с обществом. Процесс освоения родного языка играет в обретении субъектности ключевую роль, поскольку открывает возможность интеграции вычислительных ресурсов племени и народа через вторую сигнальную систему и, вместе с тем, настраивает нейросеть человеческого мозга на решение сложнейшей задачи распаковки Сертификата субъектности. Когда родной язык освоен, те ресурсы мозга, которые были выделены на эту работу, оказываются заняты копией ключа Сертификата, так что иностранные языки человек может осваивать только за счёт оставшихся ресурсов — тех самых пресловутых нескольких процентов своего интеллектуального потенциала.

Здесь надо добавить, что вторая сигнальная система — не единственный способ интеграции вычислительных ресурсов социумов, что сами Сертификаты активно содействуют выполнению этой функции.

А пока повторим пройденное.

Раз. Система-получатель Сертификата не является материальным носителем данных Сертификата, а только пользователем. Сама же она хранит лишь копию ключа и используемых в данный момент формализмов для представления структур вселенной.

Два. Система-получатель существует от рождения и до гибели, а связанный с ней Сертификат вечен (в пределах Времени) и вездесущ (в пределах пространства).

Три. Данные Сертификата могут быть изменены либо системой-пользователем, либо эмитентом Сертификата — Генератором Времени. Как следствие, сертификат после его эмиссии модифицируется только на временнóм отрезке существования его пользователя; в любое другое время он доступен лишь на чтение. Вместе с тем в Логосе доступны сразу все модификации Сертификата — от момента, когда он ассоциировался с данной системой, и до разрыва ассоциации вследствие гибели системы или существенного повреждения её вычислительных структур.

Как уже отмечалось, ключ Сертификата даёт его пользователю доступ на чтение данных любого другого Сертификата, в том числе — в границах, определяемых леммой Петрова — Сертификатов тех систем, которые ещё не родились. Однако получить доступ к чужому Сертификату — всё равно что к файлу подкачки чужого компьютера. Во-первых, чтобы в нём разобраться, нужно сначала понять, хотя бы в каких-то чертах, структуру его данных. Во-вторых, там полно информационного мусора, принципиально не интерпретируемого, вроде областей памяти, высвобожденных использовавшими их процессами и частично перезаписанных новыми данными. В-третьих, что толку от хранящейся в подкачке последней симплексной таблицы для пользователя, понятия не имеющего, что такое последняя симплексная таблица, даже если пользователь сумел её идентифицировать как цельную структуру данных, объединённую общей семантикой! В-четвёртых, представьте себе, что у каждого компьютера файл подкачки имеет свой собственный формат и даже свою собственную кодировку! А с Сертификатами субъектности дело обстоит именно так.

То есть доступ-то открывается, но попробуй-ка им ещё воспользоваться!

И всё же пользователям Сертификатов удаётся выкачать из Логоса достаточно информации для того, чтобы процесс организации, оживления и оразумливания структур вселенной развил такую скорость, которая могла бы показаться немыслимой в противном случае. Нейросеть мозга десятилетиями исследует миллионы случайным образом выбираемых Сертификатов — в первую очередь, конечно, родственных собственному, они понятнее, — чтобы найти там хоть что-то, хоть как-то интерпретируемое. Найдя, кое-как облекает его в формы, предоставляемые собственным Сертификатом и развитые собственной интеллектуальной деятельностью — и перед нами озарение, опережающее века и поражающее воображение современников.

Автор озарения, однако, не знает, что за информация обнаружена им в чужом Сертификате — истина или ложь, фантазия иль реальность. Не знает, прав ли он в её интерпретации. Многие беззаветно верят своим озарениям и увлекают ими других — счастливы те из них, чья смерть настаёт прежде разочарования.

Критерием истинности сведений, почерпнутых из чужих Сертификатов, может быть лишь собственный опыт. Сертификаты полезны, чтобы направить ход поиска; но повторить интеллектуальный путь того разума, который породил информацию, найденную тобою, читатель, в его Сертификате субъектности, — повторить этот путь тебе, читатель, придётся самому. По-другому не бывает. Потому-то информация, поступившая из будущего, ни при каких обстоятельствах не может снять свободу выбора.

Долгое время невероятная скорость эволюции и самоорганизации ставила в тупик эволюционистов, вручая козырную карту их оппонентам, из числа которых одни искали объяснение феномену организованности наблюдаемого мира в сверхъестественных либо непознаваемых причинах, другие, подобно Вернадскому, полагали вечность жизни и отрицали неуклонный прогресс эволюции. Первая крупная победа эволюционистов на этом фронте была связана, как читателю, разумеется, известно, с созданием в середине двадцатого века формализма нелинейных динамических систем и основанной на нём теории самоорганизующихся диссипативных структур, из которой впоследствии выросла новая наука — синергетика. Вторая — вы, если живёте на рубеже тысячелетий, её, скорее всего, не застанете, — состояла в открытии материального носителя Логоса и, как следствие, в признании такой сказочной ерунды, как коэволюция и вневременные информационные процессы.

Сколько миллиардов лет эволюции сэкономили всему живому возможности направить пути мышления в плодотворную колею — возможности, предоставленные пользователям Сертификатов субъектности Крóкрысским импульсом, то есть совокупностью информационных процессов, инициируемых Генератором Времени! Тем самым Крокрысским импульсом, который, как мы теперь знаем, является причиной и Времени, и Логоса.

Да-да. Действующий Генератор Времени, между прочим, построил вовсе не Петров, а не кто иной, как Аргемна Кон, наставник небезызвестного Ауреда. Петров, правда, об этом покамест понятия не имеет.

И цвёльфу с планеты Крóкрыс Аргемне Кону тоже некогда довелось познать половодье беспокойства и сомнений — тот тёмный поток, в котором ныне барахтается, борясь с его прихотливым теченьем, землянин, лауреат Нобелевской премии, директор Международного института времени академик Петров.

Добавлю, что Сертификаты субъектности, выдаваемые людям, — далеко не самые сложные из существующих. Есть и такие, которым ещё не один миллиард лет ждать часа, когда явятся на свет системы немыслимых нам с вами, коллеги, порядков организованности — те, что способны подобными Сертификатами овладеть.

Теперь вам самим нетрудно будет догадаться, как работала аппаратура, которую Ричарду Темпесту вскоре предстоит использовать в операции «Интервенция сказок». По существу, она ничего сквозь Время не посылает. Она просто проецирует на материальный носитель Логоса требуемую информацию, представленную в такой форме, чтобы к ней мог подойти ключ Сертификата субъектности целевого реципиента. Так эта информация становится доступной реципиенту из любого времени.

Доступной — не значит понятной. Дальше всё зависит от него самого: захочет ли он, имея ключ, потратить вычислительную мощь своего мозга на распаковку информации, объективно присутствующей на носителе Логоса благодаря тому, что Ричард её туда дописал, и хватит ли этой вычислительной мощи для распаковки. Добавляя в информационный массив, записываемый на Логос, ключевые семантические единицы, смысл которых станет ясен реципиенту к определённому моменту времени, когда, например, с ним произойдут определённые события, Ричард может установить самый ранний срок возможного восприятия переданной информации, тем самым предотвращая поступки реципиента, которые могли бы спровоцировать хронопетлю или другие неприятности.

Как уже было сказано, до реципиентов по такой технологии долетает лишь малая доля промилле переданной информации. Но, при надлежащей избыточности, технология всё-таки работает, в чём читатель имел возможность убедиться, прочитав «ТУПИК» — первую сказку этой странной дилогии.

В Алисино время роль Логоса в формировании субъектности уже была известна и, в общих чертах, соответствующие информационные процессы тоже были изучены; но, как я уже говорил, никто на Земле, кроме Петрова — и, с его слов, Алисы — не знал, как конкретно всё это работает, каким образом и почему Логос оформился в ту структуру данных, каковую он представляет на деле. О Генераторе Времени и, следовательно, о происхождении Сертификатов субъектности не только не подозревали, но, пожалуй, даже посмеялись бы над Петровым, если бы тот просто так взял и рассказал. Мол, довольно нас разыгрывать!

Что? Почему, спрашиваете, я в начале второй сказки говорил, будто понятия не имею о том самом «но», благодаря которому субъекты обретают субъектность?

Потому что не имею. Вышеприведённая причина — выдуманная, а настоящей я не знаю.

Семнадцать

— Вот Генератор, — сказал Петров.

Они с Алисой только что вошли в небольшую комнатку на девятом ярусе Подземья.

— Я так и думала, — заметила Алиса. — Ты его уже построил.

— И поступил очень плохо, поскольку сделал это втайне, не так ли? — улыбка едва тронула тонкие бледные губы академика, и они снова сомкнулись теснее, чем это бывает, когда не волнуешься.

— Понятия не имею, — отвечала Алиса. — Мне кажется, что под определение научной тайны Генератор не попадает.

И замолчала.

— Следовательно, оснований для таинственности нет, и это выдаёт с головой дурной замысел, — озвучил мысли Алисы сам Петров. — Или, в крайнем случае, я считаю себя лучше и выше других, беру на себя право принимать решения вместо человечества.

Алиса кивнула.

— Однако самое появление здесь посторонних, интересовавшихся Генератором, говорит о том, что я был прав, не правда ли?

— Не знаю.

— А я знаю. Проходи сюда вот, — он жестом предложил Алисе обойти монтажную стойку из прозрачного материала и сам последовал за девочкой.

Стойка покоилась на обширной, казавшейся очень массивной платформе из непроницаемо чёрного вещества. Признаков жизни она не проявляла. Ни потока тепла, какой бывает от работающих вычислительных устройств, ни мерцания светодиодов, ни едва различимого свечения оптоволокна.

Ступив на платформу, Алиса ощутила резкое увеличение силы тяжести — чуть не села.

— Это нетерминальная хронотранспортная платформа дальнего действия. Открой вот тут.

Алиса нажала на обведённый жёлтым кольцом участок панели, и в панели тут же возникло круглое отверстие. Оттуда выехала прозрачная, как алмаз, и упругая, как сталь, монтажная плата, на которой был расположен серый монокристалл интегральной схемы размером с пятилитровую банку.

— Он внутри пустой. Нажми на кружок.

Алиса нажала. Кристалл, казавшийся монолитным, разъехался на две одинаковых половинки. Внутри оказалась полость, в которой лежал другой прозрачный кристалл. Его грани меняли цвет в унисон Алисиным эмоциям.

«Вот это индикатор!» — подумалось Алисе.

— Это главная деталь Генератора  гиперселенитовый сердечник.

— Те говорили, что у него нет гиперселенитового сердечника.

— Пусть так и думают. Значит, они полагают, что Генератор — это всё подземье. Без гиперселенита он столько бы места и занял. На самом деле весь он перед тобой. Плюс ещё платформа, уходящая вглубь на десяток метров, — хронотранспортёр.

— Они тебя недооценили? — с тенью иронии на лице спросила Алиса.

— Не меня, а Конфедерацию. Это не земная технология — это подарок наших друзей с Альдебарана. Хочешь подержать?

Алиса взяла сердечник в руку. Он был удивительно лёгким и тёплым на ощупь. В Алисиной ладошке он светился, подобно светлячку, приятным зеленоватым цветом. Алиса погладила пальцем его грань — свечение усилилось, разбежавшись от грани по всей глубине кристалла.

Под сердечником оказался ещё один гиперселенитовый кристалл, меньшего размера.

— Всё, ставь на место. Ну ставь же! — скомандовал Петров.

С лёгким щелчком корпус Генератора закрылся, и плата увлекла его вглубь стойки.

— И когда ты его запустишь? — спросила Алиса, сойдя с платформы и с удовольствием потянувшись. Петров заботливо протянул ей руку, но она её, видать, не заметила.

— Наверное, никогда.

— Ничего не понимаю. Почему бы тогда его не разобрать? Тем более что он, очевидно, не ото всех тайна.

— Хороший вопрос. Попробуй-ка вот так просто ответить! Ну, в общем, ради того шанса, что всё-таки будет запущен. Если его не собрать вовсе, этот шанс обратится в нуль.

— Глупости, — сказала Алиса без обиняков. — На тебе свет клином не сошёлся. Его мог бы собрать кто-то другой. Хотя бы Аркаша Сапожков, когда вырастет и выучится.

Петров густо покраснел.

— Ну так хотелось занять вакантную должность Атона! На Синае, значит, не был! Конечно. В этом нет необходимости. Туда можно и кого-нибудь из серафимов отправить, — безжалостно отчитывала Алиса лауреата Нобелевской премии.

Тот молча слушал.

— Не совсем так, — наконец собрался он с духом. — Признаться, желание быть причастным к сотворению Времени — есть такое желание. Я не глупец, Алиса, и я никогда его не запущу, не будучи уверен на все сто, что это не приведёт к катастрофе. Но мысль о том, что кто-то однажды запустит этот вот Генератор, мой, — эта мысль, не скрою, приятна мне.

— Не скрою, мне неприятна мысль, что такая мысль приятна тебе, — зло ответила Алиса.

— Пусть так; но, видишь? сам акт создания Генератора не противоречит этике…

— С чего бы? Во-первых, тратить ресурсы на создание или заведомо ненужной, или, во всяком случае, пока ещё ненужной вещи. Во-вторых, делать это втайне, поставив на карту те первоосновы доверия, к которым люди пришли ценой стольких несчастий. В-третьих, создать инструмент, как минимум, идеального шантажа, абсолютное оружие, средство моментального уничтожения всего сущего.

— В-четвёртых, — добавил Петров, — не соглашаться его уничтожить даже под давлением твоих аргументов.

Хоть и смущённый, эту фразу он произнёс без колебаний. Алиса поняла: он не раз думал обо всём этом и давно уже оправдал себя. Его не переубедить.

Но она всё-таки сказала:

— Сейчас, когда к Генератору начали проявлять интерес посторонние, ты просто обязан его уничтожить. Если ты этого не сделаешь, это сделаю я сама. И позабочусь о том, чтобы, если у меня не получится, эту проблему решили другие люди.

— Ступай, Алиса, — сказал в ответ Петров. — Я не боюсь твоей угрозы. Тех тоже не боюсь. Из того, что я не знаю способа проверки, чей Генератор работает, не следует, что этого не знает никто и никогда.

Алиса развернулась и пошла прочь.

— Это была ошибка, когда я начал работать над Генератором, — бросил ей вдогонку Петров, повысив голос на слове «начал», — и, ты права, совесть не даёт мне покоя. Но сейчас…

…Но сейчас достаточно знаю о структуре Времени, чтобы быть уверенным: я в состоянии удержать ситуацию под контролем. До завершения исследований по этой проблеме разбирать Генератор не буду, поскольку знаю: катастрофы не случится.

Это Алиса прочла уже на страницах виркнижки по пути обратно в Москву.

Она ответила одним словом:

Откуда?

И тут же получила ответ:

Из будущего, конечно. От наших коллег.

Проверить это Алиса не могла, но нашла такое объяснение вполне возможным. Зачем плохо думать о человеке, если есть шанс думать о нём не слишком плохо?

И стало ясно Алисе, что, покуда Петров не найдёт способ выяснить, его Генератор работает или какой-то другой, он не отступится от этой проблемы.

Тем более что он, скорее всего, однажды нашёл такой способ. Иначе его информаторы из будущего просто передали бы ему: «Генератор — твой». Или, наоборот, — «не твой».

 Раз не сообщили — значит, действует лемма Петрова. Раз она действует — он сделал это.

Will have done, точнее.


<<Назад    Оглавление    Далее>>

10.11.2007