— Алиса, что ты делаешь? Это же розетка! Зачем разобрала? Мало ли что интересно? Там двести двадцать!
Алисины глаза округлились.
— Как?! Прямо здесь? Это же опасно!
— …Алиса! Ну зачем, зачем ты трогала включённую лампочку? Как тебе в голову могло такое прийти? Что мне с тобой делать?
— …Алиса, горюшко моё! Ты меня с ума сведёшь. Подумать только, зажигать газ с помощью лупы! Спичек, что ли, в доме нет?
— Но они ломаются!
— …Алис, прежде чем тебя увезут, оставь записку, когда ждать обратно, добро?
— Я не умею писать!
— Уф-ф! Ну, напечатай на компьютере! Справишься?
— Ну… я попробую.
Справилась. Правда, потом пришлось долго искать стандартную панель инструментов: задвинула её за границу экрана.
— …Алиса! Без меня никогда, ни в коем случае, не вступай в пререкания со взрослыми! Чтоб это было в первый и в последний раз!
— …Алиса! Нет больше сил… Ещё раз выкинешь что-нибудь без разрешения — выпорю! Не шучу. Да не была сломана флэшка, не была! Андрейка всё правильно сделал! Это она так открывается!!!
— …Алиса, ты что такая хмурая нынче?
— У меня есть вопрос.
— Какой?
— Фраза «пойти на три буквы» что означает?
Или вот ещё.
— Алиса, а вот если кто-то случайно узнает научную тайну, что с ним сделают, а?
— То есть?
— Ну, это же будет нарушением главного методологического принципа исследования научной тайны, — пояснил Садовский каким-то нехорошим голосом.
— Со мной такое один раз произошло, — спокойно ответила Алиса. — Как видишь, ничего.
И улыбнулась в ответ на полный недоверия взгляд:
— Какие вы здесь всё-таки…
— Спасибо за откровенность, — проворчал Садовский.
Потом спросил как бы между прочим:
— И что же ты такое узнала?
— Извини, но это тайна, — сказала Алиса, опустив глаза.
Оказывается, Алису тоже можно заставить опустить глаза. Надо просто знать как.
Алиса уже привыкла к своим новым странным друзьям. Ноябрь стал для неё переломным месяцем: она оставила надежду вернуться домой.
Надо жить настоящим.
Ну её, эту надежду…
Интересный и чужой лежал перед нею мир.
Чужим он с каждым днём становился и для местных.
— Николай, ты же знаешь, чем закончится эта история? — спросила однажды Алиса.
Садовский хмуро молчал.
— Расскажи, а?
Молчание.
— Я знаю: мне уже никогда не вернуться. Горизонт событий…
— Замолчи! — скрипнул зубами Садовский.
— Прости, — вздохнула Алиса. — Нельзя — значит, нельзя.
Donvad ещё некоторое время продолжал самодеятельное следствие. Оперативки он регулярно посылал skor'у в фотографиях. Тот аккуратно передавал их своему тёзке из Курчатника, но ни тот, ни другой понятия не имели, что делать дальше.
Информация была скудной.
Маячки, встроенные Сергеем в плутониевые болванки, орали из двух мест — Афганистана и Якутии. Из Афгана орал один маяк, из Якутии — семь. Donvad'у случилось также наблюдать, как опричники передавали плутоний бородатым бравым горцам с кинжалами на поясах и с фальшивыми усами a la «Бриллиантовая рука». Это утвердило Donvad'а в подозрении, что плутоний может быть использован для террористических актов — едва ли в форме зарядов, скорее просто для радиоактивного заражения местности.
Skor'у эта версия показалась наивной. Вряд ли террористам есть смысл связываться с дорогостоящим и легко обнаруживаемым плутонием. Тогда уж проще и эффективней действовать по рецепту булычёвской «Операции “Гадюка”». Правда, некоторое время спустя он рассудил, что если запасы плутония предъявить журналистам, те поднимут такой устрашающий вой по этому поводу, который по своим последствиям пострашней любого теракта.
Последнее сообщение, самое длинное, было особенно тревожным. Donvad сообщил, что, помимо восьми маячков, которые так и пищат, ещё два десятка новых на днях замолкли где-то вблизи Шестипалатинска. Значит, этот плутоний переработали. Самодеятельному сыщику даже удалось установить, где производилась переработка. По ряду известных специалисту признаков он решил, что этот плутоний, скорее всего, пошёл на оружейные цели. Ясно также было, что лица, обслуживающие технологический процесс, не имеют ни малейшего понятия насчёт того, с чем имеют дело. Заканчивалась шифровка фразой: «попытаюсь предотвратить самое худшее».
И с тех пор уже месяц — тишина.
Удалось ли Donvad'у что-то предпринять, нет ли, как складывалась его дальнейшая судьба — об этом в нашу сказку сведений, увы, не просочилось.
Но в те дни вовсе не опасность ядерного взрыва где-нибудь в районе метро «Речной вокзал» беспокоила skor'а. Об этом как-то даже не думалось.
Беспокоила его судьба Алисы.
Ещё в первой шифровке — skor расколол её за пару ночей — Donvad написал, как Алиса по случайности попала вместе с грузом плутония в Шестипалатинск. Как ей потом стало опасно там оставаться. Как он предупредил её условным сигналом. Алиса, видимо, сигнал получила и исчезла из города. Куда — он, Donvad, не знает. Как только узнает — сразу сообщит.
Так и не сообщил.
С одной стороны, понятно, что ничего непоправимого с ней не случится. Иначе бы Проекта не было.
Но с другой — непонятно, помощь-то какая-нибудь нужна или нет? Мчаться куда-нибудь надо? Рисковать чем-то? Спасать? Сражаться с драконами, ведьмами и опричниками? Лечь, в конце концов, костьми (желательно — с последующим чудесным оживлением)?
В общем, не вынес skor этой неопределённости. Поехал в ТУПИК.
Некоторая толика везения skor'у сопутствовала: Садовский только что вернулся с очередной конференции, на которой ему выпала честь представлять коллектив ТУПИКа. От гордости Садовский походил на синьора Помидора. Сходство состояло в одной только напыщенности, но и этого было достаточно.
— Новости есть? — с ходу, едва поздоровавшись, спросил skor. Он тщетно скрывал беспокойство.
— Есть, — невозмутимо ответил Садовский. — Минут пятнадцать назад жена позвонила. В общем, заезжай в гости — сегодня сможешь часиков в шесть? А то меня что-то Иванников вызывает. Побегу я.
И, накинув плащ, весьма недвусмысленно шагнул к выходу из кабинета.
Иванников на самом деле Садовского не вызывал.
А вечером на тесной кухонке Садовских Алиска бодро, весело и со свойственным ей юмором рассказывала нашим героям, как её в товарном вагоне привезли под Рязань, как потом через Бутырку этапировали в талдомский лагерь смертников, как решали вопрос, даровать ли ей жизнь и отослать в спецшколу, где выращивают супергероев, готовых на любое преступление во исполнение воли российского императора (о которой сам император обычно понятия не имеет, а если имеет, то понимает: лучше соглашаться с тем, что это его воля), как решили этот вопрос отрицательно и постановили её ликвидировать, принимая во внимание её особую опасность для общества и чрезмерную информированность, как её вели на расстрел, что было после расстрела, как она оказалась в особняке Весельчака У в Ильинском, как Весельчак объяснил ей, что если б не он — её шлёпнули бы ещё в Шестипалатинске, как он сокрушался, что её без его разрешения чуть не шлёпнули в Талдоме, как пообещала пирату своё содействие (в чём именно и по каким мотивам — она в тот раз не стала распространяться) и как её отвезли обратно в подмосковный Синегорск, откуда она так неожиданно для себя и для своих товарищей исчезла по весне.
Рассказывала как ни в чём не бывало.
— Ну и каковы твои планы на ближайшее будущее? — спросил Садовский, пытаясь поставить Алису в условия перекрёстного допроса.
— Как какие? — пожала плечами Алиса. — Надо, чтоб Виталий Насте деньги вернул.
— Что за Виталий? — удивился невнимательный Садовский.
— С рынка, — ответил сосредоточенный skor.
Предложив Алисе сыграть партию в шашки с Алёшкой, старшим сыном Садовского, и таким немудрёным образом от неё отделавшись, так называемые взрослые — skor и Садовский с супругой — совершили небольшую прогулку вкруг прудов у дворца культуры. Skor поделился секретными сведениями из Шестипалатинска — именно той их частью, которую, по глубокому его убеждению, Алисе было лучше не знать. Её чрезмерная инициатива, полагал он, может сыграть злую шутку со всеми персонажами нашей сказки.
— Довольно ей приключений, — несколько раз повторил он. — Домой ей надо, а то от школьной программы отстанет. Её дело — искать машину времени. А мы ей в этом не помощники.
— Почему? — возмутился Садовский.
— Ты что, совсем тупой? — возмутилась в свой черёд его жена. — Тайна же!
—А… — протянул он в ответ.
Saan'а Алиса нашла довольно быстро, а вот с Pinhead'ом вышла незадача: никто не знал, где его искать. Эти двое были ей нужны для проекта, который она собиралась предложить Весельчаку.
Суть проекта состояла в том, чтобы ей, Алисе, сняться в заметной роли в каком-нибудь громком блокбастере. Вероятность того, что потомки увидевших такой фильм окажутся по одну сторону горизонта событий с Алисой, резко падала, что экономило крокрам тонны дефицитного плутония.
Кандидатка в актрисы полагала, что крокры и сами не могли не обдумывать подобные идеи. Если они не ставят ей подобную задачу, то, видимо, лишь потому, что не считают возможным добиться игры с полной отдачей. К тому же Алиса - всего лишь девочка, а блокбастеров про девочек не бывает. Значит, ей можно отдать лишь вторую или третью роль, и её присутствие в кадре не создаст нужных пиратам замыкателей в требуемом количестве.
С Весельчаком эта идея пока не обсуждалась по одной простой причине: пират может подумать, что его коварная союзница затеяла какую-то каверзу. С неё станется, не так ли? Осмотрительная гостья из будущего не хотела рисковать своей репутацией.
Читатель, быть может, в недоумении от неожиданного рвения Алисы на службе у пиратов. Она и сама это понимает, поэтому даже Садовских посвящает не во все свои планы.
Всем, даже крокрам, понятный мотив Алисы состоит в том, что благодаря её деятельности реализация крокрысского проекта куда менее болезненна, чем могла бы быть, если б этот проект оказался более энергоёмким. Сокращается необходимость приводить к власти нужных людей, крышующих плутониевые цепочки и маскирующих их под банальную террористическую возню; сокращается потребность в опытно-конструкторских работах по созданию устройств, трансформирующих ядерную энергию в требуемые крокрам хронофизические эффекты; сокращается, как следствие, потребность в мерах по обеспечению конспирации этой деятельности даже от самих её участников. При таких обстоятельствах не так часто придётся обращаться к физическому истреблению тех, кто слишком много знает.
Больше ей как будто бы ничего и не остаётся. Приходится довольствоваться хотя бы этим.
Всё это так; это понятно каждому. Но если вы хотя бы
понаслышке знакомы с некоторыми из приключений нашей героини, вам непросто
объяснить возникновение идеи с фильмом. Ведь его, по замыслу Алисы, должны
увидеть миллиарды. Он должен просто не сходить с экранов, вызвать ажиотаж,
добраться до самых глухих закоулков самых запущенных трущоб. Он должен стать
обязательным для просмотра в детских садах, школах, институтах и казармах.
Каждый, кто хоть чуточку знаком с хронофизикой, тут
же поймёт, что Алиса тем самым лишает всё население планеты того будущего, в
котором родилась она сама. Лишает того, что вроде бы уже выторговала у
Весельчака — свободы выбора хотя бы в рамках установленного пиратами регламента
«пятьдесят на пятьдесят».
Теперь ни у кого не будет выбора будущего. Половине
людей планеты его выбрали крокры. Другой половине — Алиса Игоревна Селезнёва,
школьница из Москвы двадцать второго века.
Здесь, конечно, возникает вопрос, откуда же тогда
сама-то Алиса взялась. Но, как ни странно, на него есть тысяча возможных
ответов, вполне согласующихся как с Алисиным замыслом, так и с субъективным
опытом и знаниями всех героев повести.
Так что же такое стряслось с Алиской?!
Да что угодно, уважаемые читатели. Что, трудно, что
ли, Весельчаку было подсыпать ей что-нибудь эдакое в пудинг?
Не надейтесь, что Весельчак У не использовал этой и
других возможностей. Будьте покойны: пират и розовое платье загодя заготовил, и
психоделиками запасся. Ну, а гипнозом он и сам владеет мастерски. Правда, Крыс
на этом поприще ещё больший мастер; но Алисе и Весельчака хватит.
В общем, как бы то ни было, Saan'а Алиса нашла
довольно быстро, а вот с Pinhead'ом вышла незадача: никто не знал, где его
искать.
Раз в два-три дня за Алисой приезжал серебристый Volvo с мигалкой, которую никогда не включали.
Николай знал, что Алису увозят использовать в качестве замыкателя. Её доставляют в те места, где, по расчётам сети троянов, разбросанных по всем персоналкам в мире и работающих на крокров, может произойти что-нибудь интересное. По законам хронофизики, одного присутствия Алисы там, где должны произойти события, имеющие следствием возникновение мира, в котором когда-то в далёком будущем она родилась и жила, достаточно, чтобы эти события остались без последствий. Когда-нибудь их эффект сойдёт на нет. Иначе образовалась бы хронопетля.
Конечным результатом этих мероприятий должно стать поддержание требуемого баланса поголовья людей, направляемого в мир Монокосма и в мир, будущее которого крокры обещали Алисе не регламентировать.
Мы с вами уже знаем, как Алиса распорядилась будущим этого мира; но крокры этого не знают и потому продолжают использовать Алису просто в качестве достаточно массивного и информационно насыщенного материального тела из удобной для их замыслов эпохи.
Позволю себе бестактный вопрос. Вы когда-нибудь находились на грани хронопетли, читатель?
Если да, то вам знакомо это ощущение, будто вас тянут щипцами за зубы (под анестезией) и подогревают на микроволновке одновременно. Вас тошнит, в глазах всё плывёт, в конце концов вы обычно теряете сознание, а по его возвращении ходите, с трудом различая окружающие предметы, но и успокоиться не можете, потому что не находите себе места.
К счастью, мне это ощущение почти не знакомо, так как
в настоящие хронопетли я не попадал.
В связи с этим ничего удивительного нет в том, что
обратно Алису привозили едва живую и не способную сколько-нибудь внятно ответить
на вопросы обеспокоенного Садовского. Да и как тут не обеспокоишься? Как не
начнёшь выстраивать планы, как бы избавиться от непрошеной гости, которую то ли
накачивают наркотиками, то ли сама она…
Разве можно её осуждать? Кто из местных не сломался бы, попади он в такую ловушку? (Так думал Николай). Сам-то он… на месте этом мысль прерывалась: дальше её продолжать было стыдно, а не хотелось, чтобы было стыдно. И так (ретировалась мысль обратно к гостье) она до самого последнего момента держалась настоящим молодцом.
В сказке ей на помощь пришло бы чудо. Но увы: то, что происходит с ней в нашей сказке, — не сказка.
Он пытался, войдя в раж опекунства, не пускать девчонку в её поездки. Но подите-ка переупрямьте Алису!
Она не спорила, не вставала в позу, не аргументировала. Она просто делала по-своему.
У Садовского хватило ума не запирать её на ключ. Окна-то на ключ не запрёшь, и этаж всего второй.
Да даже если бы и не второй.
Ему в голову приходила даже бредовая мысль приковать гостью к батарее, но, к счастью для себя, он и сам понимал, что эта мысль бредовая.
В конце концов он махнул на всё рукой.
Конечно, его не вдохновляла перспектива Монокосма, но он достаточно быстро успокоил себя тем, что успеет умереть ещё в более-менее привычном мире. Пусть скорее менее, чем более, но его-то не заставят сдать субъектность, как будто он взял её напрокат.
Да и то правда: ведь напрокат, и только.
К тому же кто сказал, что Монокосм — это плохо? Для Алисиного мира это неприятная альтернатива — понятно, что её современников такая перспектива не обрадует. Но почему мы должны его не любить? Он же для нас что-то вроде правнучка. Ну, или правнучки. Его любить надо, уговаривал себя Садовский.
Да, путь к нему залит кровью, проложен коварством, обманом, пытками и шантажом. Но в этом не Монокосм же виноват, а крокры. Потом, и без них в нашем мире всей этой мерзости было по уши.
И если сквозь всю эту мерзость нужно было пройти, чтобы родилась Алиса, то почему бы сквозь неё не пройти, чтобы родился Монокосм?
А Алиса… Да что Алиса? Вот она, валяется на диване с мокрой марлей на лбу. Глаза ввалились, жилы на шее и на висках вздрагивают от частого пульса, рёбра торчат — худющая, как скелет. Да, была круче принцессы — и интеллект, и обаяние, и любопытство! Что осталось?
А было ли? Или просто очень хотелось, чтоб было?
Думал, что скептик (продолжал грызть себя Николай), а на поверку — тоже жил
верой, иллюзией. И ясно стало это только сейчас.
Ну, быть может, не совсем иллюзия… Сам же говорил:
местные бы раньше сломались. Сам же говорил: была круче принцессы. Да ну, к
лешему всё это! Теперь уже не разобраться — иллюзия ли, нет ли. Нельзя же
вернуться на пару лет или хотя бы недель назад и нынешними глазами посмотреть на
неё тогдашнюю. В конце концов, какое всё это имеет значение? Зато я знаю, чем
всё это кончится, а знание — высшая ценность. Уж это-то выяснено и выверено, уж
в этом-то нет сомнений!
Алиса встала и пошла, пошатываясь, на кухню напиться воды.
Ей было жалко Садовского. Он такой потерянный!
К утру её состояние заметно улучшилось. Следующая «экскурсия» ожидалась лишь послезавтра, но девочка, с аппетитом позавтракав, сразу куда-то засобиралась. На немой вопрос Садовского она сообщила, что хочет погостить у skor'а.
— Хорошая идея. Ступай. Тебя проводить?
— У тебя же занятия!
— До Ленинградки можем вместе доехать.
— Угу. Хорошо.
Садовский взял телефонную трубку и демонстративно, чтобы Алиса видела, набрал номер skor'а.
— Сергей? Мне Сергея. Нет и не будет? Жаль. Пускай перезвонит Садовскому, когда сможет. Спасибо. На мобильник? Нет, спасибо, я подожду.
Пока он всё это говорил, Алиса, просочившись мимо Садовского в коридор, выскользнула в подъезд и вернулась лишь назавтра под вечер. Правда, часа через три после исчезновения позвонила из квартиры skor'а. Сказала, что дождётся его и, вероятно, у него же заночует.
— Николай, мне нужен Pinhead.
— Зачем?
— Вот из-за этого вопроса я и не хотела обращаться к тебе. Просила Сергея, он пытался выйти на Ласа, но тот сказал, что понятия не имеет, где теперь Pinhead.
— Skor не задаёт лишних вопросов?
— Он думает, что я вожу пиратов за нос.
— А ты?
— Пока нет. Вернее, почти нет.
— Зато ты водишь за нос меня. Зато ты водишь за нос skor'а.
Алиса покраснела, потому что это было правдой.
— Я тебе всё расскажу. Обязательно. Только не торопи меня.
— Как только очухаешься после сегодняшней «экскурсии»?
— Не надо за меня переживать. Из худших выбирались передряг.
— Да ну?
— Ты же сам себя убедил, что ничего особенно плохого, если будет Монокосм.
Николай покраснел, потому что это было правдой.
— Ну, он и будет. Лучше реальности может быть только фантазия. — Усмешка прогнала краску с лица Садовского.
— Хоть ты-то не прижимай меня к стенке. Помоги найти Pinhead'а, а?
Садовский знал, кто такой Pinhead, но не знал о нём ничего такого, что бы могло помочь Алисе. Тем не менее, он сказал, пожав плечами:
— Ладно, попробую.
Тем временем подкатил Volvo, Алиса за сорок пять секунд собралась и уехала на свою «экскурсию», сказав, что на этот раз всё займёт не больше получаса.
И не вернулась.
Далеко за полночь в дверь квартиры, где не спали, волнуясь, Садовские — все, кроме Андрюшки, который так беспокоился за Алиску, что отрубился, едва упав в постель, — громко постучали.
Открыл, как обычно, Лёшка.
Лицо вошедшего показалось Николаю знакомым. С этим лицом ассоциировался парк Дружбы, рябинки и запах спиртного.
— Денис?
— Нет, я просто на него очень похож. Работаю гидом твоей гостьи.
— Но её нет дома!
— Знаю. У меня хреновые новости.
— Что стряслось?
— Алисин патрон просил меня передать, что она в больнице. Здесь, рядом, в СГБ.
— Вы на машине?
— Да. Но девочка в реанимации, к ней сейчас никто не пустит. Николай, я дал твой телефон медсестре. Когда можно будет, она позвонит.
Звонок раздался в пять утра.
Мужской голос в трубке не представился — сказал лишь, что из больницы. Предложил встретиться в 9:00 в вестибюле СГБ — Синегорской городской больницы.
Садовский, не вдаваясь в детали, обещал явиться.
Статный мужчина в белом халате поверх чёрного бушлата шагнул к Садовскому, едва тот переступил порог вестибюля.
— Садовский! Я тебя по фотографии узнал, а ты меня не знаешь. Котовский моя фамилия. Матрос Тихоокеанского флота. Откомандирован повелением Государя из команды списанного нынешней весной тральщика «Адмирал Иван Фёдорович Крузенштерн» для дальнейшего прохождения службы в роте обеспечения безопасности режимного этажа СГБ.
Почуяв неладное, Садовский полушёпотом произнёс:
— Зачем вы меня пригласили, матрос?
— Затем, что я очень много знаю. Знаю даже, кто такая Алиса и кто такие хозяева, из-за которых она сейчас висит на капельнице.
— Здесь хоть знают, что ей капать?
— Не знают, поэтому капают глюкозу и витамины. Хуже не будет. Сейчас она в коме, жизнь вне опасности, но когда выйдет — никто не знает.
— Доездилась, — чуть не выругался Садовский. — Так откуда у вас инфа, матрос?
— Из открытых источников. Плюс ещё кое-что удалось вытянуть из того парня с усами. Нашего общего знакомого.
— Который ночью полдома перебудил стуком? — притворился валенком Садовский, сам не зная зачем.
Вопрос был проигнорирован. Вместо этого прозвучало:
— В общем так. Слушай внимательно. Алиса погибла. Тело сейчас уже вскрывают…
— Гон!!! — перекосило Садовского. — Врёшь, паскуда! Сам говорил про капельницу!
— Будь мужиком, огрызок. И шевели мозгами. По документам они у тебя должны быть, — матрос легонько пихнул Садовского в грудь, и тот мягко осел на кушетку. — Тело не её, но это неважно. Главное — похожи как две капли воды. Ну, почти. И биометрии её в базе нет. Это необыкновенная удача. Поступила к нам после автомобильной аварии. Родители погибли, других близких родственников нет — уже проверено.
— А! — дошло до Садовского. — Теперь наша Алиса, став другой девочкой, может исчезнуть из поля зрения крокров?
— Вот именно.
— Не нравится мне это. Слишком уж вовремя умерла эта самая другая девочка. Кстати, как её зовут?
— Аллой. Редкое имя. Но тут не всё случайность. Она не умерла.
— А кого же тогда вскрывают, чёрт побери?!
— Её. Она была убита.
— Кем? — совсем запутался Садовский.
— Её убил я.
— Чего?
— Ты же знаешь, — продолжал матрос, — другого пути спасти Алису не существует. Надо было действовать. Я её сразу узнал! А тут ещё подсказка из «Шкатулки»: жертва аварии. Ну, я и насел на Дэна. Он-то знает. Он теперь служит… — Котовский поднял глаза вверх, одновременно указывая куда-то за спину большим пальцем.
Садовский понял.
— Ну ты и животное, — проговорил он, в глубине души ещё не веря услышанному.
— Дело вот в чём, — прошептал Котовский. — Будешь смеяться, но эта девчонка для меня…
— Объект поклонения, что ли? — подсказал Садовский, свирепея.
— Типа того. С детства. Правда, в другом образе, но всё равно…
И тут нервное напряжение матроса разрядилось залпом рвоты. Садовский еле успел отскочить.
Теперь он поверил. Это было убедительно.
Матрос добрых полчаса не мог остановиться. В конце концов кто-то из медперсонала кликнул санитаров, матроса силой уложили на носилки и унесли. Тем рандеву и кончилось.
Садовский отбыл домой, унося в нагрудном кармане объективку на Аллу Формикулову и блокнот с детальным изложением плана Котовского.
Согласно плану, выписаться Алиса должна была к Дэну под именем убитой Аллы. Дэн, по словам матроса, ничего не знал об убийстве, и эта деталь плана Садовскому показалась самой туманной.
— Зачем ты мне всё это рассказал? От Дэна-то скрыл.
— Дэн мужик горячий, мог сгоряча меня самого…
— Ты ж не из трусливых?
— Я из расчётливых, — сказал Котовский и покраснел.
Алиса сидела здесь же и тревожно глядела на убийцу.
Матрос был обескуражен Алисиным отказом от его плана.
Как же, наконец-то настал его черёд принять самостоятельное решение, к тому же
единственно правильное, взять на себя всю полноту ответственности за поступок,
который не совершил бы ни один слюнявый гуманист, будь он хоть тысячу раз
убеждён, что это единственный реальный и надёжный выход — и вот, никакой
благодарности. Да бог с ней, с благодарностью. Выходит, зазря погибла
одиннадцатилетняя красавица Алла? Без толку? С аварии-то её привезли хоть и без
сознания от испуга, но без малейшей угрозы жизни и даже без единой царапины.
От Садовского он, в общем-то, иного и не ожидал. Но
Алиса… Она-то почему оказалась такая бесхребетная?
И ведь главное-то! Сама давно уже не Орлеанская дева.
Хронопиратка, пособница крокров. Тьфу! А Булычёв-то её расписал, а?
Ложь всё. Кругом ложь. И тут, и там. У каждого свой
интерес. Один я, дурак, последний романтик. Из тех, кто за ценой не постоит.
— Дура ты, Алиса, — вдруг без всякого перехода сказал
он. — Но я заставлю тебя! Цели у нас великие.
— Ещё какие великие! — съязвил Садовский.
— Я разбужу в тебе настоящую Алису! — не слушая его,
раскричался вдруг Котовский. — Ты мала ещё, чтобы понять свою роль в истории.
Мала, понятно?! Булычёв подал тебя как личность, вот и ввёл в заблуждение.
Теперь мне всё ясно! — Тут он поперхнулся и долго кашлял. — Теперь я понял
насчёт зависимости будущего от нашего выбора. От нашего, а не твоего! Согласна
ты, нет ли — цель оправдает средства.
— Ага, — молвил Садовский. — Роль Алисы
страдательная. Её никто не спрашивает. Сначала Весельчак У не спросил, потом
матрос Котовский. У каждого своя великая цель. У одной Алисы, вопреки ожиданиям,
никаких целей. Плывём себе по течению хроноворота — пусть себе затягивает.
— Право, обидно, — вскинула брови Алиса, всё ещё
бледная после больничной койки. — О моих целях я обещала рассказать, и расскажу,
как только твой дом будет очищен от убийц. А свои цели ты знаешь лучше меня.
Садовский побагровел.
Но сколько ни злись — Алиса права хотя бы в том, что
своих козырей она ещё не раскрыла, а он перед ней как на ладони. Как ничего не
предпринимал, так и не предпринимает. Не считать же победой над крокрами
отысканного наконец-то Pinhead'а, тем более что он сам отыскался.
Только вот какие у неё могут быть козыри?
В этом-то всё и дело.
Так что может обижаться сколько ей угодно.
Следующей фразой Алиса его добила. Она сказала:
— Но ты не отчаивайся.
Просто и бесхитростно.
И не знай оба её собеседника (по разным, правда,
причинам), что фальшь всё это, фальшь и обман, отчаяние и впрямь исчезло бы из
их душ.
Сейчас же эта фраза отозвалась глубоким пофигизмом у
Садовского и совсем уж непрошибаемой убеждённостью в своей правоте у Котовского.
А что им, собственно, оставалось?
Садовский так и ответил, совершенно искренне:
— Я не отчаиваюсь. Мне давно уже всё по фигу. Даже
ты. Шли бы вы оба куда глаза глядят!
Никто не шелохнулся.
Чуть остыв, Садовский поправился:
— Алиса, ты, конечно, никуда не пойдёшь. Это эмоции.
А вас, матрос, попрошу больше не встречаться на моём пути.
— Слюнявый интеллигент! — сплюнул Котовский и вышел
вон. — Я ещё вернусь, — бросил он из прихожей и хлопнул дверью.
Почти не размыкая губ, Алиса проговорила:
— Отчаяние — это когда…
И замолчала, обняв руками колени, пряча льдинки
разбитого зеркала за дрожащими ресницами.
— Что ж я, дурак, что ли? Не понимаю? — вздохнул
Садовский. Багрянец безадресной злобы гулял по его скулам. — Другая на твоём
месте повесилась бы.
Алиса сидела неподвижно, как воробей, примёрзший к
ветке.
— Ты обещала рассказать…
— Подожди. Вот Pinhead явится… Я ведь тоже не
железная. А надо бы.
— Говорят, в «Изумрудном городе» всё неправда. На
самом деле Дровосек расплавился, как только Гудвин его прооперировал, —
попытался улыбнуться Садовский.
Странно, но Алису эта фраза приободрила. Она встала,
поменяла марлю на лбу и уселась за какие-то расчёты.
Pinhead отыскался вот как. Позвонив в канцелярию
ТУПИКа якобы по вопросу о вступительных экзаменах — мол, у кого-то из знакомых
племянник собирается поступать, — он довольно конспиративно выяснил телефон
лаборатории прикладного системного анализа и проектирования, где работает
Садовский. Затем, набрав номер лаборатории и пригласив Садовского, он
представился своим сетевым псевдонимом и попросил домашний телефон некоего Саши
Ульянова (у Садовского этого телефона отроду не было, а у Pinhead'а он был).
Садовский, даже не подумав о возможной подставе (к счастью, её не случилось),
сразу накинулся на Pinhead'а: мол, ты-то мне и нужен. Тебя Алиска разыскивает.
Два раза приглашать не пришлось.
И вот теперь третий по известности после Кэрролла и
Булычёва автор, пишущий всё на ту же тему, удивительно тихий и тушующийся, сидел
на кухонке Садовских. Ни пива, ни вина ему, понятное дело, не предложили, и он
скромно довольствовался чашечкой кефира, выбрав её из ряда наполненных загодя
чашек, где были кофе, чай чёрный, чай зелёный и просто вода.
Алиса, которой было нехорошо, но которая держалась так, чтобы никто об этом не догадался, коротко и продуманно изложила свой замысел. Она постаралась подать его так, чтобы вопрос «зачем» вообще не возникал, хотя сегодня она уже не собиралась ничего скрывать.
Оба слушали.
Садовский лишь раз прервал её вопросом:
— Но ведь ты же уже есть! И ты жила в одном мире с
пятью миллиардами человек! Зачем тогда всё это затевать? Твой фильм не даст
никакого эффекта, и крокрам это тоже понятно. Зачем они будут морочиться с твоим
новым проектом?
— Не знаю, почему так вышло. Зато знаю, что этот факт
ничему не противоречит. Например, кроме какой-нибудь сотни человек, весь
остальной мой мир мог запросто быть виртуальной реальностью, населённой
бессубъектными голограммами…
— Ты сама веришь в то, что говоришь?
— Посмотрим. Если мой замысел удастся, я вынуждена
буду поверить. Но это будет печально.
— Печальней уже, кажется, некуда.
— Вот именно. Впрочем, могут быть и какие-нибудь
другие варианты…
— …Самым вероятным из которых, — перебил
Pinhead, —
оказалась бы ошибочность вашей хронофизики. Нам до вас далеко, но мне интуиция
давно подсказывает, что лемма Петрова — ерунда. С тех пор, как я о ней прочитал.
Почему бы мне не угадать?
Он улыбнулся, а Садовский подумал: вольно ему
улыбаться. Он ведь ничего ещё не знает толком.
— Так, значит, ты сделаешь литературный сценарий «Пропавшей
в октябре»?
— Другой отказал бы. Тебе — нет.
— Верить никому нельзя, — строго сказала Алиса.
— Вот я тебе и не верю, что верить никому нельзя, —
серьёзно ответил Pinhead.
Засим Алиса закончила свой рассказ, никем не
перебиваемая — даже Pinhead'ом, который,
конечно же, лишь весьма приблизительно понял мотивы вопроса Садовского.
Звучавшие время от времени упоминания Весельчака У он трактовал как псевдоним
некоего спонсора-толстосума: надо признать, на его месте так решил бы каждый.
— Хорошо, тогда я завтра договорюсь обо всём с
Весельчаком У, а послезавтра встречаемся втроём у saan'а.
Сансара тоже обещал быть.
Pinhead, поняв, что
разговор окончен, откланялся, хотя ему очень не хотелось уходить.
Алиса, сразу же потеряв форму, скрылась в ванной, а
когда улеглась в постель, к ней без лишнего такта подсел Николай и сказал:
— Ну, теперь выкладывай свои козыри в рукаве.
— Слушай. Начну с того, что я правда не знаю, почему
я есть. Мне вообще в голову приходила мысль: а вдруг меня спроектировали по
сюжетам Булычёва? Тогда хронопетли, естественно, нет.
В темноте лица Садовского не было видно, но Алиса уже
знала эту натуру насквозь и потому добавила:
— И, как ты понимаешь, это вовсе не исключает вполне
естественного зачатия. Хотя и тут могут быть варианты.
Конечно, я рискую. Только… должно же мне повезти? Как
ты считаешь?
Садовский ничего членораздельного не произнёс.
— Мне даже уже начало везти. Я понятия
не имела, под каким соусом подать пиратам свой проект, а тут так удачно попала в
больницу…
Садовский зарычал. Алиса вздохнула озабоченно.
— Слушаю, слушаю, — проговорил он нетерпеливо.
— И у меня, — продолжала Алиса, — появился аргумент.
Мол, я дальше не могу работать на «экскурсиях». Это, кстати, правда. Ещё
три-четыре — и я могу нечаянно умереть. Чуть ошибусь в оценке собственного
состояния, или даже просто случайность, — и каюк. В общем, на экскурсии я
больше добровольно не выйду, но зато предлагаю альтернативу: фильм про Алису по
сюжету рассказа «Пропавшая в октябре». Фильм сделает больше, чем тысяча
«экскурсий».
— Это всё я уже понял. Скажи мне, что скрывается за
этой ширмой.
— Сообщение.
Во время съёмок моя задача будет в том, чтобы найти
способы сообщить зрителю о недопустимости Монокосма. Сообщить способом, надёжно
закриптованным от крокров.
У меня останется надежда на то, что эта весть
повлияет на выбор.
Тогда смотри, что получится. Горизонта событий не
будет или, вернее, почти не будет: за ним остаются только мои предки и я сама.
Все остальные будто бы попадают в лапы Весельчака, но у него не остаётся шансов,
что они примут выгодные ему решения, а сам он об этом никогда не узнает. Вернее,
узнает, когда будет поздно.
— Ты хочешь сказать, что не будет ни одного случая предательства?
— Думаю, не будет, потому что не будет мотивов для
предательства.
— Они всегда есть. Кто-нибудь понадеется на
вознаграждение, на власть.
— Мне нужно будет развеять эту надежду.
— И выстроить непреодолимый горизонт событий между
собой и остальными землянами ради того, чтобы горизонт событий не разделил их.
— Если только сказки Булычёва не первичны.
— Тут я тебя не совсем понимаю. Пусть они первичны; но фильм-то с твоим участием в главной роли уж точно не первичен?
— Правильно. Первичность сказок Булычёва будет
подходящим объяснением, если мой план провалится, а сработает что-то другое.
— Или если ничего не сработает.
— Да-да.
— А так ты сама помещаешь себя в хроноизолятор.
Теперь я зэк, моя эпоха — зона.
На медленную жизнь я обречён.
Моя Фемида — повесть Булычёва,
А Кербер мой – физический закон.
Думал, о себе сочинял. Оказалось — о тебе.
— Приходится, — вздохнула Алиса. — Думаешь, мне хочется? Если придумаю что-то лучше… Только не придумывается. Впрочем, я-то всё равно, по-видимому, вернусь в привычный мне мир, каким я его знаю. Только буду знать о нём больше, чем хотелось бы.
«Только едва ли я когда-нибудь вырвусь отсюда», —
мелькнуло в голове Алисы.
«Только едва ли она когда-нибудь вырвется отсюда», —
мелькнуло в голове Садовского.
— Ещё вопрос. А что ты такое давеча считала на
компьютере?
— Сколько народа окажется по каждую сторону горизонта
событий при том или ином раскладе, как это согласуется с пятью миллиардами
землян моего мира и с известной мне из школы динамикой населения в моём прошлом.
— К чему пришла?
— Ни к чему. К известному мне раскладу можно прийти в
обоих случаях: при неудаче и при успехе операции «Брастак». Даже если исключить
версию с виртуальной реальностью.
— Ясно. Теперь самое главное: а почему
бы Весельчаку не догадаться о твоём замысле?
— Потому что он будет главным режиссёром. И я буду
играть так, как он скажет.
— Даже…
— Не даже. Весельчак имеет вполне достаточные
вычислительные мощности, чтобы понять границы, за которые он не смеет выходить.
Окажись на его месте Беляков — ничего бы у меня не вышло. При таком обороте моё
сообщение не было бы получено адресатами, а значит, и никакой этической дилеммы
для меня не возникает. Кстати, в этике есть теорема на этот счёт, так что этот
случай не частный. Я не слишком заумно изъясняюсь для девочки?
Садовский негромко засмеялся. Правда, смех был
каким-то нервным. И всё потому, что Садовский помнит,
кто такой Беляков со студии «Настоящее кино».
— Проще говоря, цель, быть может, и оправдывает
средства, только вот не достигается с их помощью, — согласился он сквозь смех.
— Если я не ошиблась, — продолжила Алиса, — то с
момента согласия на сценарий по «Пропавшей в октябре» план крокров обречён. Этот
сюжет вкупе со мной в главной роли и есть то сообщение, которое требуется.
Большего не надо. Надо только, чтобы его получили все.
Если я ошибаюсь, кинопроект будет просто свёрнут.
Будем искать другие ходы.
— Если останемся живы.
— На данный момент мы живы. Давай этим пользоваться,
а?
Минуты две они молчали. Потом Садовский спросил:
— И это всё?
— Всё, — сказала Алиса.
— То есть я должен этому верить?
— Верить никому нельзя, — вздохнула Алиса. — Мы должны попытаться рискнуть.
— Пожалуй, ты права в одном, — подытожил Садовский. —
Хуже не будет. И, по большому счёту, мне до фонаря, делаешь ли ты это для себя,
чтобы отделаться от опасных «экскурсий», или для нас. В любом случае стыдно мне.
Но в одном — только за себя и за своих современников, а в другом — и за тебя
тоже. Но это мои проблемы. Прости, я с тобой излишне искренен.
— Думай, что проблемы твои, если тебе так нравится.
А искренность… Я тебя люблю.
— Не поверишь, но я тебя тоже.
— Я не верю. Я знаю. А сейчас самое важное для меня —
выспаться.
— Спокойной ночи, солнышко.
Похоже на то, что мы с вами, коллеги, изменили названию сказки. Уже целых четыре главы даже и не вспоминаем о ЛабИРИНТе.
С одной стороны, понятно почему.
Что в это время происходило в Международном институте
времени — об этом можно судить по другой сказке, которая называется
«ТУПИК» и которую, возможно, вы, уважаемые коллеги, уже читали. Непонятно,
правда, почему же тогда вы, игнорируя горький опыт, читаете теперь ещё одну
сказку того же автора.
Но есть и другая сторона. Неужели вновь открывшиеся
обстоятельства, далеко выходящие за рамки задач «Интервенции сказок», не нашли
отражения в деятельности высококвалифицированных сотрудников ЛабИРИНТа и жутко
засекреченных работников КТЧ?
В прошлой сказке об этом ни слова не говорилось.
Придётся принимать меры прямо сейчас, раз уж раньше
они приняты не были.
Пока Игорь и Светлана с Ричардом, которым ещё только
предстоит понять, что Алиса далеко не единственная, кто нуждается в помощи в
далёком прошлом, разрабатывают детали «Интервенции сказок», хорошо
информированный академик Петров пытался сложить воедино все те фрагменты
мозаики, которыми он владел. Как следствие, лишь он один отдавал себе отчёт в
масштабах опасности, грозившей и Алисе, и вселенной.
Забавно, но об исчезновении Алисы из XXII века он не
знал. Ричард, Игорь и Светлана долго не решались посвятить его в этот факт,
памятуя об особенностях методологии исследования тайн и чудес. Кроме того,
слишком уж много странного и необъяснимого проявлялось в последние месяцы в
поведении стареющего учёного.
Об исчезновении он не знал; зато отлично знал об
Алисином присутствии в 2008 году. У него свои каналы. Да и по прошлому он не зря
ползимы носился.
Ещё он не знал самого главного: что теперь делать. Он
академик, а не рейнджер.
Конечно, можно было обоснованно предположить, что раз
уж Алиса умудрилась попасть в прошлое, то и вернуться обратно она тоже
как-нибудь сможет. И ничего не предпринимать.
Так бы Петров, пожалуй, и поступил, если б не знал
так хорошо, что за кто эти самые крокры. Если б не знал, что они тоже там же, в
2008 году. Если б не догадывался о том, что Алиса может быть им полезна.
Меньше всего его беспокоило, что в прошлом — не только Алиса, но и гиперселенитовый кристалл, который теперь не нужен Петрову, но который, быть может, всё ещё нужен крокрам.
Потому что крокрам он не может быть нужен.
Поскольку они сами крутятся около Генератора в момент его запуска, они не смогут прибыть туда, где они и так уже есть, чтобы поставить сердечник на место. (Именно поэтому Весельчак, когда в его руки попала Алиса, не проявил ни малейшего интереса к не нужному ему более кристаллу. Крокры, вы помните, крысиональны.)
Беспокоило его другое. Поставив себя на место крокров и
зная уже известные читателю из предыдущей сказки результаты лаборатории
прикладного хрономоделирования (напомню: модели восстановления исторических
событий, будучи применены к ТУПИКу, тут же выявили разрыв причинности), он давно
уже догадался, что пираты постараются отгородиться от МИВа горизонтом событий,
фактически применив к нему тот же приём, что положил конец былому Монокосму,
после чего у них будут развязаны руки для повторения эксперимента Ауреда на
Земле. Многие детали были не ясны, но факт разрыва причинности в модели ТУПИКа
вполне мог бы иметь своим объяснением попытку реализации подобного плана. В числе
неясных деталей было и то, в какой степени удался крокрам их план.
Контрмера, казалось бы, очевидна. Не надо мешать
крокрам. Любая попытка им помешать, в которой задействованы учёные или спасатели
из будущего, будет только содействовать их замыслам. (Эх, если бы это понимала
Алиска!).
Пусть себе крокры ваяют горизонт событий. Надо просто
сделать так, чтобы МИВ оказался по ту же его сторону, где и сами крокры. Это
ясно как день!
Только вот детский вопрос «как это сделать?» ответа
не имел. Решение было простым как правда; но указать путь к его осуществлению не
мог ни академик, ни рейнджер.
И вот однажды — уже после того, как Ричард посвятил Петрова в тайну исчезновения Алисы — директор МИВа послал Игорю со Светланой (Ричарда постеснялся) официальный запрос комментариев, в котором излагал свои соображения по проблеме 2008 года.
Только с этого момента вся серьёзность ситуации стала понятна Алисиному отцу. Доселе он понятия не имел, угрожает ли что-нибудь его малышке и что именно ей угрожает. Серьёзность была такая, что Игорь даже оказался не в состоянии принять её всерьёз и долго, не слушая увещеваний Петрова, упрекал его в жестоком и несвоевременном розыгрыше.
«Этого не может быть!», — думал профессор.
Как я уже говорил, Петров не имел представления, что же теперь делать. Он, надо полагать, и сам понимал, что идея, изложенная в RFC ICI №53456 (расшифровка аббревиатуры, если это кому-нибудь интересно: Request For Comments [issued in] International Cronophysics Institute) суть форменная нелепица. Может быть, он уповал на то, что его оппоненты, разгромив идею, используют аргументы, из которых можно будет выстроить какое-нибудь более реальное мероприятие. Может быть, просто не мог вынести вынужденного бездействия и подступавшего отчаяния. Может быть… пóлно гадать. Пустое это занятие.
В RFC писалось, что с хронофизической точки зрения стратегия крокров, действующих в прошлом начиная с 1968 года — постоянно, а до того — от случая к случаю, сопряжена с повышением уровня релятивизма.
Цель их, конечно же, состоит вовсе не в этом; но чтобы Сертификат субъектности, полагающийся новому Монокосму, мог быть с ним ассоциирован, надо постепенно освобождать поступающие в распоряжение крокров мозги от занимающих их человеческих Сертификатов. Сразу этого, пожалуй, не достичь: крокрам придётся двигаться через разрушение социальных институтов, обеспечивающих захват тридцатитриллионных Сертификатов. Вследствие этого вклад человечества в упорядочение событий во вселенной по оси времени сокращается, и релятивизм растёт. Нетрудно вычислить уровень релятивизма, минимально необходимый для успешной трансформации субъектной человеческой цивилизации в Монокосма: чем ниже доля причин ТМВ, находящихся в прошлом, тем больший процент в числе этих причин составляет деятельность бессубъектных крокров и тем, следовательно, вероятнее успех их плана.
Крóкрысская цивилизация была одной из первых во вселенной. Уровень релятивизма тогда был заметно выше, чем сейчас, да и Сертификаты цвёльфов были всего лишь двадцатитриллионными, поэтому Ауред, создавая своего Монокосма, не сталкивался с теми проблемами, которые приходится решать крокрам на Земле. Но крокрам просто необходимо повысить релятивизм и притормозить время, иначе их операция «Брастак», имея массу последствий, нежелательных для землян, тем не менее не будет иметь последствий, желательных для крокров.
Таким образом, одна из возможностей состоит в том, чтобы что-то предпринять в направлении снижения релятивизма. Если бы это оказалось возможным, то крокры не обнаружат в своём будущем Монокосма и, возможно, к своему удивлению обнаружат там МИВ, возглавляемый академиком Петровым. Последнее, впрочем, ничем не гарантировано; но очень хотелось бы.
При этом, как уже было сказано, возможности действовать
непосредственно в прошлом отсутствуют. Создаваемые такими действиями хронопетли
умело используются крокрами для создания горизонта событий, отделяющего Петрова
с его МИВом от вселенной, содержащей Монокосма.
Что же предлагал Петров?
Он предлагал резко повысить рождаемость!
Не в прошлом. Сейчас.
Быстрое распространение пользователей Сертификатов
класса 45 триллионов приведёт к заметному снижению релятивизма даже в прошлом,
что ухудшит начальные условия деятельности крокров, снизит их шансы на успех.
Кроме того (это Петров считал самым главным), предки,
принимая решения, пользуются неосознаваемыми сведениями, почерпнутыми из
Логоса — в том числе из Сертификатов потомков. Таким образом они заимствуют и
позитивный, и негативный опыт прошлых и будущих поколений. Если на Логосе будет
записано больше Сертификатов, относящихся к благополучному XXII веку,
вероятность того, что поведение предков будет детерминировано позитивным опытом,
окажется выше. Значит, они, скорее всего, выберут сознательное противостояние
тенденциям, выгодным крокрам, несмотря на то, что не имеют понятия о
существовании хронопиратов.
Помимо этого неожиданного и неосуществимого
предложения, в RFC ICI №53456 содержалась довольно острая критика в адрес Игоря
Олеговича Селезнёва: «Интервенция сказок», мол, приводила к чрезмерному
сосредоточению причин событий начала XXI века в Сертификате субъектности Игоря.
Тем самым, помимо увеличения доли причин, находящихся в будущем, то есть роста
релятивизма, создавались препятствия (так писал Петров) действию закона
необходимого разнообразия как фактора социального развития социумов предков.
Именно поэтому RFC был направлен не только руководителю профильной лаборатории,
но и Игорю, вообще не числящемуся (в отличие от его пропавшей дочери) в штате
МИВа.
Светлана, ознакомившись с RFC, пришла в негодование.
По внутриинститутскому регламенту, документы, имеющие статус RFC, открыты для широкого обсуждения, и уж во всяком случае Светлана обязана была довести его содержание до всех сотрудников своего отдела, от которых, собственно, и ожидались комментарии.
Но обсуждать такую ерунду?!
Если только рост рождаемости (снижающий релятивизм) не сопровождаются опережающим ростом релятивизма, обусловленным какими-то другими причинами (допустим, всё тою же операцией «Брастак»), доля причин принимаемых предками решений, расположенных в их будущем, не увеличится. Значит, действующим фактором окажутся лишь изменения в принимаемых предками решениях. Такие изменения, если бы имели место, препятствовали бы плану крокров, из-за чего роста релятивизма не наблюдалось бы. Тем самым стало бы невозможным, чтобы эти решения изменились именно под влиянием Сертификатов людей, в срочном порядке родившихся по распоряжению академика Петрова.
«К тому же, —
писала Светлана в своём неформальном ответе Петрову, — резкий рост населения
нарушит эколого-экономический баланс планеты, и где гарантии, что при таких
обстоятельствах опыт, заимствованный у «поколения Петрова», окажется позитивным?
В ускоренном темпе колонизировать другие планеты? Меня смущает
этот самый ускоренный темп. Дальний Запад вряд ли породил достаточное количество
Сертификатов с позитивным опытом.
Наконец, чтобы реализовать твой
план, тебе, боюсь, придётся лететь за опытом всё туда же — в начало XXI века.
Или ты можешь предложить что-нибудь радикально новое в этом вопросе?»
Настроение у неё было скверное.
«Из ума, что ль, выжил наш директор?» —
удивлялась Светлана. И тем самым чуть-чуть склоняла чашу весов в пользу
крокров, поскольку опыт, который мог привести к подобным выводам, никак нельзя
считать позитивным в том смысле, который в это понятие вкладывал академик
Петров.
Это её ещё больше расстраивало. Она вовсе не хотела
так думать о своём начальнике.
Петров ответил не сразу.
«Светлана! Мне предстоит внимательно
изучить все твои соображения, хотя они не стали для меня неожиданностью.
Надеюсь, ты и сама это понимаешь: ведь я, кажется, не заслужил худшего мнения о
моих интеллектуальных способностях? Или я не прав?
Жаль, что ты не посоветовалась с товарищами по лаборатории.
Вопрос вовсе не так ясен, как кажется.
Понимаю, что я в ответе за происки крокров. Понимаю права
коллектива института и всего человечества, которые из этого проистекают. Но ни
сдаваться, ни отступать не собираюсь. Не из упрямства (хотя я, конечно, упрям),
а просто потому, что моя отставка не поправит ситуацию, а лишь усугубит её.
В качестве ли руководителя МИВа, в качестве ли частного лица, я не оставлю попыток преодолеть возникшие трудности. Если ЛабИРИНТ — профильная лаборатория по данной проблеме — не поддержит меня, попробую в частном порядке обратиться за помощью к Грейс.»
<<Назад Оглавление Далее>>
17.11.2007