В ушах звенело. Едкий дым мало-помалу рассеивался.
«Виселица — это, безусловно, проще. К чему столько
шума?»
Охранников при расстреле всегда четверо. Патронов в
магазине — всегда три.
Трое охранников сейчас лежат мёртвые.
Алиса не простит.
Но, может, это не Алиса?
Секунды ожидания мучительны. Сейчас четвёртый
отомстит за убитых товарищей, поставив тем самым себя вне закона. Ему тоже
предстоит потом длительное заключение. Правда, с правом помилования.
Чего же он ждёт?
Издевается.
Бросил ствол… это он зря. Об этом он пожалеет.
Рывок к мёртвому телу — ствол в руке…
И удар в челюсть.
Остап! Думал обыграть профессионала?
— Брось, Нетудыхата. Не дури. Лучше отвяжи девчонку.
Вдвоём — прорвёмся. А нет — тем лучше.
— Втроём. Эта девочка в бою стоит любого из нас.
Охранник отстегнул магазины от автоматов покойников,
сунул их за пояс. Потом снял берет:
— Упокой души, господи.
Обернувшись к Остапу:
— Судьба-индейка! Они трупы, а я живой! Один шанс из
четырёх.
— Похоже, я правильно угадал, — сказал Остап и
осторожно отклеил скотч с Алисиного лица. — Здравствуй, Алиса. Это я, Остап.
Помнишь такого?
— Можно было их не убивать? — тут же спросила
Алиса. — Здравствуй, Остап.
— Алис, как ты это себе представляешь?
А в мыслях: «Сама-то выход нашла, пока здесь сидела?»
У внимательного читателя давно уже руки чешутся
поставить мне на вид грубое нарушение леммы Петрова. Сведя Алису и Остапа в
тюремной камере, я создал сразу две хронопетли. Одну Алиса замыкает здесь, в
тюрьме. Другую — там, в зале без теней — в момент, когда, облачённая в красный
скафандр, является из хронотранспортной кабины.
Ну и ладно. Будем считать, что это дистрактор и что
на самом деле Алиса здесь встретилась не с Остапом, а ещё с кем-нибудь. Или
допустим, что в организме повзрослевшего Остапа осталось настолько мало атомов
Остапа двенадцатилетнего, что критическое расстояние между ним и Алисой не
превышало метра.
В общем, как бы то ни было, продолжим наше
повествование.
— Будешь ли стрелять по живым людям, нет ли, но
автомат тебе придётся взять. На вот этот, лови! А теперь пошли. Мокрые дела
мужчины по возможности возьмут на себя.
— Вот ещё! Никуда я отсюда не пойду.
— Разговорчики отложим до лучших времён. Старшим
назначается вот этот парень, — Остап кивнул на охранника, того самого, которому
Алиса неделю назад дала год на проверку. — Он знает здешние места. А мы с тобой
берём обязательство беспрекословно ему подчиняться.
— Вот этого я не обещаю, — коротко отреагировала
Алиса. И спросила:
— Что мы вообще собираемся делать?
— Ноги, — ещё короче ответил старший.
— Ладно, народ, вы тикайте, а я попробую что-нибудь
придумать, — решила Алиса.
— Ты в своём уме? — в один голос спросили мужчины.
— Надо же остальных как-то вытащить, — Алиса строго
взглянула на своих спасителей.
— Здесь добрая сотня смертников. Куда их денем? —
пожал плечами охранник. — А кругом, между прочим, — пятьсот душ головорезов
вроде меня.
Алиса была непреклонна:
— Сотня смертников плюс пятьсот опричников, и всем
этим людям нужна помощь.
— Теряем время! Хватай её, и пошли, — скомандовал
старший.
Алиса метнулась в угол и приняла боевую стойку.
Поди-ка её схвати!
— Кончай, — сказал Остап старшему. Тот, неправильно
поняв, обжёг Нетудыхату волчьим взглядом, полным удивления и злобы.
— Кончай, говорю, спорить. Права она. Я остаюсь. А ты
уйдёшь сам и выведешь её. Понял?
Алиса раскрыла было рот, чтобы возмутиться, но Остап
не дал возразить.
— Твоя задача, Алиса, — вернуться. Здесь ты нам не
помощница. Скорее наоборот. Тебе надо выбраться.
Речь не о сотне смертников и даже не о тех пятистах.
Речь о планете. Ею ты не вправе жертвовать.
Когда вернёшься, уже будешь знать, что делать — я не
лукавлю, мне это Сергей рассказывал. Поэтому я останусь здесь — попробую
вытащить хотя бы зэков. Может, и опричников, если получится.
— Дурак. Убьют, — пробормотал старший.
— Не на того напали, — огрызнулся Остап.
— Зэков — стоит ли? — спросил старший уже на ходу. —
Из них политических — единицы, остальные — бандюги, руки по локоть в кровище.
— Как и у нас с тобой. Этот вопрос буду решать я сам.
Всё, прощайте. Алиса, прорвёмся. Давай руку!
— Твоя рука — в моей руке, — шепнула Алиса, но руку
не подала.
Наверное, опасалась хронопетли.
Старший не миндальничал. Ему было недосуг: он
отключал коридорного.
Остап остался.
Больше ему не довелось встретиться с Алисой.
Как пересечь тюремный двор и остаться в живых —
беглецы понятия не имели.
Но его не пришлось пересекать.
Первое, что увидела Алиса, распахнув бронированную
дверь служебного выхода, — чёрный «мерседес», стоящий прямо у подъезда, впритык.
Первое, что услышала, — вопль своего спутника: его переломил тяжёлый удар под
дых. Автомат с глухим стуком выпал из рук.
По сторонам подъезда стояли, поджидая беглецов,
четверо мордоворотов в бронежилетах.
— Вот, так-то лучше, — улыбнулся бритоголовый толстяк
в кителе армейского образца без погон и в брюках с генеральскими лампасами. —
Ну, здравствуй, здравствуй, Алиса Селезнёва. Извини, что я эдак вот
по-домашнему, — он окинул взглядом свой неприглядный костюм. — Пришлось
поспешить. Опять ты умудрилась натворить безобразий.
— Ты кто? — спросила Алиса, на всякий случай мельком
осматривая двор, оценивая ситуацию.
— В первый раз мы встретились с тобой в подвале
одного научного учреждения, где хорошие девочки не должны шастать по ночам. И
вот теперь... Сколько нынче трупов на твоей совести, Алиса Селезнёва?
— На моей, Весельчак У? — удивилась Алиса.
— Соизмеряй масштабы, — заявил пират. — Мы с Крысом
занимаемся серьёзными вещами, за которые верным сынам России, героям,
чудо-богатырям приходится иногда платить жизнью. Но когда люди гибнут из-за
детских шалостей… Не путалась бы ты у нас под ногами — жертв было б меньше,
честное слово. Причина этих смертей — ты, Алиса. А причинность, как известно,
означает виновность. Это, между прочим, не мои слова, отнюдь не мои!
— А чьи же?
— Я слышал это от твоего несостоявшегося палача!
— Что с ним теперь будет?
— Скорее всего, убьют, как полагается. Я не намерен
вмешиваться. Зачем мне светиться лишний раз?
— А с ним? — кивнула Алиса на связанного охранника,
имени которого так и не узнала.
— Возьмём с собой. Из уважения к твоей нежной натуре
я не буду его убирать.
— Не такая уж она и нежная, — буркнула Алиса, которая
думала о трёх трупах, оставшихся в убойной камере.
— Так мне всё-таки его убрать? — улыбнулся крокр.
— Не надо.
— Тогда поехали.
Едва между салоном водителя и задним креслом возник
барьер тонированного пуленепробиваемого стекла, Весельчак заговорил:
— Алиса, я вполне представляю, какие силы стоят за
твоей спиной. Случись с тобой что-нибудь, — Весельчак сымитировал печальный
вздох, — наша песенка, скорее всего, спета. Мы, конечно, знаем, что этого не
случилось, что Монокосм воссоздан; но и ты, и я понимаем: так произошло потому,
что как заложнице тебе цены нет. Мы с Крысом не делаем глупостей. Их делаешь
только ты.
Алиса слушала.
То, что говорил Весельчак, было правдоподобно. За
исключением слов о Монокосме.
— Последнее, между прочим, звучит приговором вашей
системе воспитания детей, — с торжеством подытожил Весельчак, заметив Алисино
смущение.
Алиса молчала.
— Здесь, в этом мире, — Весельчак сделал чересчур
широкий жест, не считаясь с анатомией изображаемого им человеческого существа, —
мы, увы, далеко не всемогущи. Любая мелочь, любая оплошность — наша погибель.
Ты — одна из таких мелочей. Вот почему нам выгодно,
чтобы ты знала наш с Крысом план и не выходила за его рамки. Слушай.
Проще всего устроить перезагрузку Логоса —
инициализировать вселенную. Будь уверена: не стащила б ты вот эту штуковину, —
Весельчак коснулся гиперселенитового сердечника, и тот почернел, — мы бы это
устроили, спасибо безалаберности землян и лично академика Петрова.
Перезагрузка, конечно, ничего не гарантирует. Но нам
торопиться некуда. Будь Монокосм задушен вновь — перезагрузку можно
устроить ещё раз, потом ещё и ещё, пока всё не встанет на свои места. Структура
Логоса в разных вселенных не может быть тождественной, и судьба Монокосма была
бы каждый раз разной. А вот его возникновение — железная необходимость. В
эволюционирующей вселенной должен быть создан Генератор времени, так?
Последующее развитие цивилизации-лидера, создавшей Генератор, добившейся тем
самым абсолютного контроля над бытием, освобождения от доминанты познания,
неизбежно имеет своим финальным этапом что? Отгадай.
Алиса молчала.
И всё-таки жаль, — Весельчак фальшиво взгрустнул, —
не догадались мы, что Петров использовал гиперселенит. Тень на плетень он навёл
умело. Нагородил целый подвал устройств, имитировавших низкий технический
уровень его агрегата. Не будь этой хитрости — мы бы позаботились о сердечнике.
Непременно бы позаботились. Положили бы рядышком босоножку, которую ты носила в
десятом классе — и всё. Сердечник и ты — по разные стороны горизонта событий.
Близок локоть, а не укусишь, ха-ха-ха-ха!
Алиса молчала.
Ты встала на нашем пути, но я не сержусь, — продолжил
не способный ни сердиться, ни радоваться Весельчак У. — Мы предусмотрели — а мы
предусмотрительные — ещё и запасный вариант. И он, забегу вперёд, сработал.
Загодя, перед тем, как приступить к операции
«Генератор», мы отправились в двадцатый век, где ещё нет МИВа, но уже есть
вычислительная техника, и начали здесь резервный проект. Операцию «Брастак».
От землян нам пока нужна сущая безделица —
вычислительные мощности для расчётов. И мы помогли местному населению в развитии
информационных технологий. Аборигены сумели воспользоваться технической помощью.
Они в кратчайшие сроки создали великолепную распределённую вычислительную сеть.
Ты думаешь, отчего местный софт так грузит процессоры, что для решения
простейшей задачки требуются сотни мегабайт оперативки и гигагерцы частоты?
Догадалась? Да-да, он между делом выполняет расчёты, о которых аборигены даже не
подозревают, а сложность их не могут себе вообразить. Трояны, обобществление
номеров кредиток и прочие шалости — лишь маскировка. Ну, и дополнительный стимул
к дальнейшему развитию информатики: пусть поломают головы над системами защиты.
Пускай трудятся!
Надо быть весьма наивным крокром, чтобы, прилетев
сюда из вашего времени, где не видать и следа Монокосма, так вот сразу
приступить к его созданию. Первый постулат хронофизики никто не отменял. Значит,
первым делом нужно было рассчитать топологию горизонта событий, за которым мог
бы скрыться от вашей отсталой цивилизации невидимый вашему глазу Монокосм!
Ненастоящие глаза Весельчака светились нескрываемым
торжеством — таким же ненастоящим, как и сами глаза: бессубъектные крокры не
более способны к эмоциям, чем обыкновенный наладонник.
Алиса до боли закусила губу.
Выходит, крокрам было что скрывать от историков
завесой тайны. То, что видела здесь Алиса, разительно отличалось от известного в
её времени, и было ясно: у Весельчака есть основания для торжества.
— Вот, Алисочка. В двадцать втором веке одна и та же
Земля, разделённая на две сферы влияния мудрёным лабиринтом горизонта событий,
выглядит весьма различно с разных его сторон. Самое сложное — расположить
границу между двумя взаимно независимыми пространственно-временными сегментами
так, чтобы, не зная наперёд об её существовании, её практически невозможно было
бы обнаружить по скрытой за нею массе, по создаваемому этой массой
гравитационному полю. Как видишь, нам это удалось.
Монокосм существует. Здесь, на Земле, в двадцать
втором веке. Существует, не видимый ни для вас — его соседей по планете, ни для
нас — его создателей, принадлежащих вашему хронопотоку. В двадцать втором веке
он ещё совсем молод, и доставшийся ему Сертификат субъектности весьма скромный.
Но ваши, человеческие, ему в подмётки не годятся, хе-хе. И там, в твоём времени,
баланс сил уже совсем другой, чем здесь.
Ты и представить себе не можешь, какое это высокое
искусство и какой нелёгкий труд — таскать замыкатели из одной эпохи в другую,
кусочек за кусочком выгораживая жизненное пространство для Монокосма!
Теперь ты должна понять: существование воссозданного
Монокосма ничем тебе не угрожает. Ни тебе, ни твоим друзьям, ни твоим предкам.
Алиса молчала.
— Я предлагаю тебе принцип мирного сосуществования
двух цивилизаций с разными принципами организации. Им, — Весельчак кивнул
в сторону деревушки, съёжившейся, как кролик, под хмурым осенним небом, — им я
предлагаю свободный выбор.
Для мечтающих о возродившейся Империи, о могучем и
непобедимом Третьем Риме, о мировом торжестве американских или там мусульманских
ценностей, для тех, кто опьянён неумолимой логикой технического прогресса или
жаждой наживы (ненастоящее лицо Весельчака скривилось в ненастоящей
презрительной ухмылке), для каждого, кому твоя личная судьба могла бы
представиться приемлемой платой за ценности более высокого порядка, — для них
тебя не существует. Объективно. В их будущем ты не родишься. Между тобой и ими
уже сегодня — надёжный, непробиваемый горизонт событий.
Там есмь только Монокосм. Только я, — тут Весельчак
выдержал долгую паузу, изучающе глядя на собеседницу. — Только я, их пастырь и
единственный их потомок, хе-хе.
Остальным, — Весельчак вновь метнул тяжёлый взгляд на
Алису, — уготовано другое будущее. Тупиковое. В нём нет — совсем нет, не
существует! — никакого Монокосма, зато есть Конфедерация Млечного Пути, есть
бессмысленные полёты к звёздам и слабые, жалкие, но такие романтичные попытки
обладателей Сертификатов класса сорок пять триллионов приблизиться к тайнам
бытия. Муравей, плывущий на берёзовом листке через Тихий океан, — что ж, это их
свободный выбор, я не против! А ещё, хе-хе, там, в их будущем, есть ты — та,
которой эти безумцы продали душу, положив тем самым сорокапятитриллионный предел
своему развитию.
— Как-то не очень сочетается свободный выбор с
опричниной! — строго сказала Алиса.
— Опричнину мне не шей. Я не такой — это они такие. Я
задаю курс. Формы они выбирают сами. Больно мне надо вмешиваться!
— И каков же этот курс?
— Зависит от обстоятельств. Сначала мне нужны
вычислительные мощности. Потом потребуется ряд биотехнологических ухищрений,
необходимых для создания человеко-машинного интерфейса, действующего по принципу
DMA. Наконец, надо будет подготовить как можно больше аборигенов к
добровольной — подчёркиваю, добровольной! — десубъектизации и последующей
интеграции. Тут-то каждый и выберет своё будущее.
— Ну, никто твоё будущее и не выберет.
— Выберут, куда они денутся! Есть такое понятие, у
вас уже забытое: асимметрия информации. У меня дома лежит книжечка на эту тему —
дам почитать. Мы вдвоём с Крысом немало потрудились, организовав отработку
технологий, основанных на этом принципе. Через СМИ, через торговлю, через кидал…
Знаешь, работает. Местные ведутся как крысы на дудочку.
Многому мы сами научились у местных. У них тут методы
десубъектизации на полную катушку используются для производства пушечного мясца.
Их собственное ноу-хау — не наше. Мы с Крысом — в учениках. В прилежнейших
учениках: неспроста на мне генеральские лампасы! Дома покажусь тебе в полном
прикиде — закачаешься.
В любой здешней войсковой части каждый сержант,
каждый старослужащий в два счёта превратит новобранца не в животное даже — в
насекомое. Прикажут умереть — умрёт. Прикажут подключиться к сети — подключится.
«Только добровольцы — шаг вперёд!» — и две трети строя шагнут как один, гордые
своим мужеством. Герои! Чудо-богатыри! В общем, мы без человеческого сырья не
останемся, будь покойна! Не задумывалась, отчего вас там пять миллиардов, когда
здесь — семь с гаком?
— Ясно. Создание сетей распространения наркотиков и
их пропаганда — тоже ваше дело?
— Ты серьёзно? Иль не знаешь? Опять местное
изобретение. Но нам на руку. От субъектности отучает ударными темпами.
— Я не о наркотиках — о сетях.
— Не скрою, сетям помогаем чем можем — технологиями,
информацией, связями. Но сети-то не мы создавали, не мы! Мы на готовенькое
явились. Нам спасибо говорить надо: мы направили эти процессы в созидательное
русло. Без нас аборигены просто перебили и перетравили бы друг друга, и у тебя,
любезная моя, не было бы вообще ни малейшего шанса родиться, поняла?!
Напряжённость мы, конечно, поддерживаем: армейские технологии десубъектизации
нам очень кстати, вот и поддерживаем, — но от крайностей сдерживаем тоже мы, и
небезуспешно. Мне лично пришлось пару раз пресекать теракты против АЭС.
Пресекать! Поняла? Если б не мы с Крысом — кто бы их пресёк? Временщики? Им ещё
родиться надо, а кто б их родил, твоих временщиков? Сколько цивилизаций в одном
только Млечном Пути кончили именно так?
Ну, выбирай теперь. Какая история тебе больше
нравится: с крокрами или без крокров? Прими во внимание: вторая из них едва ли
дотянула бы до двадцать второго века.
Конечно, ты имеешь право мне не верить. Ну и не верь.
Думай сама.
И не взыскивай с меня кровавую цену возрождённого
Монокосма. Она не на мне — на них. Эту бойню затеял не крокр — человек! Никто не
лишал их выбора — они всё такие же, знаешь ли.
Молчишь? Потому что тебе нечего сказать!
И не надо на меня так смотреть!
Я, Весельчак У, стою не только у истоков
возрождённого Монокосма. Я стою у истоков твоего мира. Считай это моим маленьким
подарком, компенсацией за нервотрёпку, доставленную твоим родителям и прочим
предкам. Алмазы с арбуз размером у крокров не котируются — наши дары повесомей!
Что же до твоих подножек — я их тебе прощаю. Чего ещё можно ждать от
обладательницы сертификата класса сорок пять триллионов?
— У тебя и такого нет, — огрызнулась Алиса.
Весельчак захохотал.
«Сначала чуть Время не остановил, а теперь вдруг
озаботился свободой выбора, о подарках толкует. Интересно, какую басню он сплёл
бы патрулю ИнтерГПола?»
— Если бы выбор зависел от меня, я бы выбрала историю
без крокров.
— Ну, аргументируй!
— Лучше умереть свободным, чем жить рабом.
На самом деле ни автор, ни, вероятно, настоящая Алиса
так максималистски не думают. И «На краю Ойкумены» они оба читали, и жизнь для
них — ценность, а не разменная монетка. Что же до Алисы-персонажа, в её планы не
входило уточнять границы применимости этого положения. Да и зачем? Речь-то о
крокрысском рабстве, а я что-то не вижу разницы между ним и смертью. Кому
непонятно, почему, — вспомните всё, что я вам рассказал о Сертификатах
субъектности и о проекте Ауреда.
— О! Хрестоматийный пример десубъектизации, — Алисино
восклицание привело крокра в восторг. — Берём красивую фразу, вбиваем её
покрепче в сознание и ждём подходящего момента, чтобы она сработала. Щёлк!
Включаем лозунг — отключаем мышление, освобождаем субъекта от гнёта
субъектности. Да ты наш клиент, Алисочка!
— Спокойно, Весельчак. Я знаю, что такое свобода.
— К нашему счастью — да-да, и к твоему тоже, —
местные этого не знают, — ответил Весельчак, нажав на слово «местные». — Для них
это просто красивое слово. Мелодия крысолова. Точнее — Крыса-ловца, ха-ха-ха!
Знаешь, Крыс посвятил меня в азы вашей теории гомеостаза, так что я тоже
мало-мальски понимаю, к чему ты клонишь. Не буду вдаваться в детали — одно
скажу: создана эта доктрина субъектами с Сертификатами класса сорок пять
триллионов, если не меньше. Нам же известна другая теория — созданная
Сверхразумом!
— И где теперь тот сверхразум? — возразила Алиса. —
История Монокосма — доказательство моей правоты. Его теория возникла совсем в
других условиях и адекватна только им.
— Правильно, девочка. Потому я так и озабочен
воссозданием тех условий, которым адекватна теория моносубъектной
гомеостатической вселенной. И творимая мной история возрождённого Монокосма —
доказательство моей правоты.
— Посмотрим, — сказала Алиса.
— Посмотрим, — сказал Весельчак.
— Посмотрим, — упрямо повторила Алиса.
«Существование воссозданного Монокосма ничем тебе не
угрожает. Ни тебе, ни твоим друзьям, ни твоим предкам.»
О потомках он ничего не сказал…
Какое-то приключение в будущем явно назревает.
Какое — легко догадаться. Парадигма моносубъектной
вселенной. Отсюда — императив экспансии. Однажды к моей родной цивилизации будет
применён тот же несложный приём, который некогда положил конец былому
Монокосму. С остальными мирами Конфедерации мало-помалу справятся лиловые шары.
Главное — чтоб всё было шито-крыто.
Но ведь я-то теперь знаю!
Значит, он не выпустит меня отсюда?
Да он и не собирается меня отсюда выпускать. Я
заложница. Пропавшая в октябре. Воспитанница местного лагеря для особо одарённых
детей.
Протекторы шуршали по опавшей кленовой листе:
«мерседес» свернул к зелёным воротам в глубине рощи, насквозь промоченной
холодной осенней моросью.
— Ну вот, будь моей гостьей! — весело сказал
Весельчак. — Денька три побудешь у меня, пока я всё улажу. А потом — в школу. В
самую лучшую. Там за тобой присмотрят.
Алисе позарез был нужен парализующий бластер. Что может быть ценнее бластера, если ты в плену?
Бластера не было, и взять его было негде.
Алиса сидела у зарешёченного окна. Вы бы знали, как ей надоели решётки, которые здесь кругом! Сидела и думала о бластере.
Вошёл довольный Весельчак, и Алиса поняла, чтó ценнее бластера (которого нет).
Информация.
Всё равно, о чём говорить с пиратом. Он по-любому не раскроет того, что ему невыгодно. Но зато можно попытаться понять, что ему выгодно раскрывать.
И Алиса скучающим голосом спросила:
— У тебя хоть мультики есть?
— А что мне за это будет?
Алиса скрыла улыбку. Весельчаку от неё что-то нужно. Значит, можно ставить условия.
Если он, конечно, не притворяется. Но это можно со временем выяснить. Потом, даже если притворяется, то, наверное, не от любви к притворству. Крокры рациональны до абсурда. Крысиональны, как вчера скаламбурил сам Весельчак.
— Я не торгуюсь! — решительно ответила
Алиса. И добавила:
— Но я любопытна.
Весельчак не прореагировал. Он тоже принялся глядеть
на мокрые увядшие флоксы за окном.
— Что у нас сегодня на завтрак, мой повелитель?
Если Алиса и иронизировала, об этом знала только она
сама. Голос её был совершенно бесцветным.
— Еда. Вполне съедобная. Морить тебя голодом не входит в мои планы.
— А что входит?
— Я вчера рассказал.
— У меня есть устойчивое ощущение, что я чем-то могу быть полезна.
— Не «можешь быть», а полезна. Но можешь быть и вредна.
Разговор опять зашёл в тупик. Ясно, лишь, что Весельчак сказал неправду. Роль Алисы в операции «Брастак» не ограничится сидением под замком. Иначе «что мне за это будет?» не прозвучало бы. Крокры крысиональны.
Конечно, это могло бы быть сказано нарочно, чтобы ввести в заблуждение относительно своих целей. Но если цель исчерпывается содержанием под замком с тем, чтобы связать руки МИВу, то о такой цели незачем вводить в заблуждение. Стало быть, есть другая, причём Весельчак не считает нужным это скрывать. Иначе б ответил по существу.
Пират хлопнул в ладоши, и внесли поднос с пудингом.
— Алиса, это пудинг, — произнёс Весельчак с лёгким поклоном. — Ты его любишь, не так ли?
— Спасибо за заботу, — ответила девочка, не взглянув ни на пирата, ни на кушанье.
Пудинг она любит.
Весельчак молчал, и Алисе ничего не оставалось, как приняться за еду. Можно, конечно, объявить голодовку, но зачем? Во-первых, при голодовке хочется кушать, что неприятно, а во-вторых, положат под капельницу с глюкозой и витаминами — и все дела.
Наблюдая, как быстро пустеет блюдо, Весельчак как бы нехотя произнёс:
— Мультики? Найдём. Я покажу тебе «Подземья и драконов», чтобы ты лучше поняла, как обстоит дело.
— Зачем это мне?
— Ты же любопытная! Между прочим, не удивлюсь, если ты их уже смотрела. Неужели твои друзья не показали?
— Нет, а что?
— Тогда я покажу. Смотри и вникай.
Весельчак ушёл. Через пару минут зашёл солдат. Он принёс чай, конфеты, диски и ноутбук, забрал опустевший поднос.
Делать всё равно было нечего, и Алиса уселась у экрана. Конечно, трудно придумать менее информативный источник, чем мультики, но альтернативы всё равно нет. Попытаемся понять, почему именно «Подземья».
К удивлению Алисы, признаки «Интервенции сказок», ставшие ей хорошо известными за полгода, проведённые в минувшем, вдруг обнаружились и здесь. Что это? Случайная утечка из-за несоблюдения хронобезопасности? Ведь, если б не Весельчак, этот мультфильм, не дублированный, без подстрочного перевода, не имел шансов попасться Алисе на глаза. Неужели её даже в Америке пытаются отыскать? Так, может, и по всей Галактике?
Тогда едва ли найдут.
Алиса вздохнула, флоксы за окном расплылись бурыми пятнами.
Увы. Наверное, об этом и хотел сказать Весельчак.
Но это было бы глупо с его стороны: я решила бы, что мультик сфабрикован по его заказу, а он не дурак, чтобы не понять, что я бы так решила.
Выходит, он хотел сказать что-то другое.
Что же?
Ворочаясь в постели, Алиса ломала голову над неразрешённым вопросом, пока не уснула, то есть минут пять. Снились ей каникулы на Пенелопе, и проснулась она бодрой и деятельной. Приведя в порядок себя и постель, снова включила компьютер, на котором не было никакого софта, кроме медиаплеера, и занялась зарядкой, совместив её с продолжением просмотра.
Давешний вопрос всплыл в голове не сразу, зато отчётливо.
И после завтрака (опять пудинг) Алиса поняла!
Поняла, что дела плохи. Если б Алиску накрыло своим чёрным крылом отчаяние, я нисколько не удивился бы и уж тем более не смел бы её попрекнуть тем, что она не нашла выхода, который на самом деле был. Отчаяться было от чего уже сейчас, а выход, даже если он есть, надо ещё найти.
Поняла она и план Весельчака.
Дело обстояло вот как. Позавчера Алиса прикинула, каких энергозатрат требует операция «Брастак». Доступны ли крокрам требуемые ресурсы — она не знала. Точнее, она понимала, что пираты рассчитывают вскорости получить контроль почти над всеми энергоресурсами планеты, но не знала, велики эти ресурсы или малы. Но чтобы выстроить самый скромный горизонт событий требуемой крокрам конфигурации, не хватит и тысячи электростанций. Вдобавок вряд ли они захотят ограничиться самым скромным.
В общем, задачи перед крокрами стояли непростые, и помешать их решению было бы вполне реально — лишь бы оказаться на свободе! Потому-то Алисе так срочно нужен был парализатор (которого нет).
Теперь же ситуация представилась Алисе совсем в другом свете.
Её ищут. Её пытаются спасти. Затевают для этого «Интервенцию сказок».
И что же?
А вот что.
Читатели произведений, созданных в рамках «Интервенции», — потенциальные замыкатели. Если на временном отрезке от сегодняшнего для до момента рождения Алисы энтропия, снимаемая содержащейся в сказках информацией из будущего, не станет равной нулю, Алиса сможет родиться лишь по ту сторону горизонта событий, отделяющего её от мест, людей, событий, где эта энтропия сохранилась.
Конечно же, в МИВе об этом знают, всё просчитали и гарантируют нулевую остаточную энтропию.
Одного не учли: энергозатраты на выстраивание горизонта событий между Алисой и возрождаемым Монокосмом благодаря «Интервенции сказок» резко сокращаются! Крокрам остаётся лишь умело подогнать под свои нужды то, что уже сделано незадачливыми Алисиными спасателями. От этой новости ставки на успех операции «Брастак» взлетели бы до небес, если б было кому делать ставки.
Было бы ещё полбеды, если б проектные сказки рождались лишь
в России. Так нет же! Украина, Польша, Штаты… И всё это — лишь видимая
Алисе надводная часть айсберга.
Но и этого мало. Алисе стало ясно самое главное.
Если уж сказки про Алису столь на руку крокрам, то она сама — прототип персонажей этих сказок — по воле своих новых хозяев будет прокладывать непреодолимый водораздел между двумя мирами, один из которых обречён, а другому предстоит уничтожить вселенную, вобрав её в себя.
В этом качестве она и мёртвая сгодится, хотя от живой толку больше.
Алиса сидела недвижно, словно ледяная статуя. Унылый ветер
трепал унылые флоксы. Луна, такая далёкая в этом веке, висела над самым
горизонтом, бледная на бледном небе. В голове пленницы всё отчётливее
складывался план. Девочка не верила своему плану, не надеялась на успех, не
стремилась дорого продать свою жизнь. Просто тренированный мозг продолжал
работать, и Алиса не давала ему ни минуты покоя по одной простой причине: она
твёрдо знала, что, поступая иначе, убивала бы шансы, которые, быть может, есть
даже тогда, когда она сама не верит, что они есть. Алиса думала, и чёрная тень
безысходности висела у неё на плечах. Прошёл день, наступал вечер, Алиса всё
думала.
Ужин принёс сам Весельчак. Сказал, что со школой всё
улажено. К семи тридцати Алисе следует быть готовой. Её отвезут куда следует.
— Если моя морда тебе противна — можешь жить в школьном интернате. Но советую после уроков приезжать сюда. Время нынче какое-то беспокойное, — поморщился Весельчак. — Ну, довольно об этом. Ты сама ничего не хочешь мне сказать?
— У меня нет выхода. Я перехожу на вашу с Крысом сторону. Так будет лучше для всех.
— Ты умная девочка, хотя и негодяйка. Не обижайся, мы с Крысом тоже негодяи, не так ли? Вот тебе подарок.
Весельчак подал Алисе что-то плотно замотанное серой обёрточной бумагой, облепленной скотчем.
— Будешь носить его здесь, если хочешь. Для школы всё, что нужно, утром повесят в твой платяной шкаф, — пояснил Весельчак, пытаясь достать из брючного кармана канцелярский ножик. При его комплекции это непросто.
Он сам вскрыл свёрток. Там было простенькое розовое платье.
В обмен на согласие с пиратским планом Алиса выторговала себе относительную свободу.
Договорились, что она будет жить у Садовских и ходить в синегорскую гимназию, а вовсе не в ту школу, куда её спровадил было Весельчак. Бежать ей было просто невыгодно: если Алиса хочет, чтобы в её мир попало как можно больше народа, она сама должна об этом позаботиться, строго выполняя условия договора. В пределах рационального (крысионального) крокры согласны оплатить сэкономленную для них Алисой энергию человеческими судьбами. Но для порядка Весельчак всё же намекнул, что если Алиса вдруг пересмотрит свою позицию, то не у кого-нибудь, а у Садовских могут начаться неприятности, о которых сами Садовские могут, между прочим, и не узнать никогда.
Так Алиса вернулась в синегорскую квартиру, из которой полгода назад столь опрометчиво отправилась разыскивать Виталия и Настю. Серебристый Volvo высадил её у прудов близ дома культуры «Подмосковье», и пару минут спустя она, как обычно, открыла своим ключом дверь.
Садовским она вскоре рассказала всё как есть. Даже если бы Весельчак был этим недоволен, он не смог бы воспрепятствовать. На судьбу операции «Брастак» это не особенно влияло, зато (так думали пираты) позволяло честной Алисочке чувствовать себя честной и теперь.
Не рассказала лишь о том предложении, с которым она планировала вскорости обратиться к Весельчаку. Сейчас было ещё рано: нужно было продумать некоторые детали и навести контакты. При этом она рассчитывала на помощь Садовского, хотя тот наотрез заявил, что в пиратские игры играть не намерен, даже если в них играет его любимица.
Садовский выслушал Алисин рассказ, сохраняя строгое выражение лица, как на похоронах. Потом проронил одну лишь фразу: «Вот оно и настало, время ушельцев», сделав при том многозначительное лицо. Он не стыдил, не попрекал, не гнал из дома, но стал суше и как-то потерял интерес к своей гостье. Супруга его просто сказала Алисе: «Тебе виднее». Потом взглянула на мужа и повторила ему: «Ей виднее».
«Супруге проще: она верить умеет», — завистливо подумал Садовский.
На самом же деле ей просто жалко было ребёнка. Таковы женщины: весь мир может гореть синим пламенем, лишь бы ребёнок не плакал.
Алиса, впрочем, не плакала. Она была бледна и как-то по-военному подтянута, словно штурмовичок из гитлерюгенда.
— Знаешь, что меня смущает? — спросил Садовский, стараясь выглядеть участливым. — Вы с Весельчаком нас всех между собой поделили…
— Не он поделил, а твои современники сами поделятся, по собственному выбору. Правда, последствия выбора им неизвестны, это как бы не их дело, понимаешь? Он просто обещал ограничить степень своего влияния с таким расчётом, чтобы выбор в пользу моего мира сделала примерно половина населения Земли.
— Тем, граждане пираты, и пользуетесь, что последствия неизвестны. Впрочем, они никогда не известны.
— Я этим себя не оправдываю. Я же сказала: ни одного вновь открывшегося обстоятельства, действующего против пиратов, я не упущу. Но надо понимать, что и они тоже не упустят обстоятельств, действующих против меня. Увы, в их числе оказалась «Интервенция сказок».
— Кстати, кто тебе достанется? Все китайцы и индусы, да?
— Возможно. Разве это важно?
— И ты полагаешь, что Весельчак сдержит своё обещание?
— Ему это ничего не стоит. Половины для его целей достаточно. А вот нарушив конвенцию, он потеряет такого союзника, как я. Это для них не критично, но затраты энергоресурсов придётся увеличить, а значит, возрастут и риски разных сбоев. Крокры крысиональны.
— Чего-чего?
<<Назад Оглавление Далее>>
17.07.2008