В силу того, что Алиса исчезла из поля зрения
Садовского, я не очень хорошо знаю, что происходило дальше.
Попробуем догадаться.
Возможно, Алиса сделала большую ошибку. Она поехала
на тот самый рынок и принялась наблюдать за кидалой.
Целью её было, конечно, вернуть Насте деньги. Они
очень пригодятся молодой женщине, ждущей малыша. Малыш в здешнем времени —
подарок не из дешёвых.
Но никакого конкретного плана у Алисы не было. Она не
знала, как заставить кидалу вернуть украденное. Не знала, как найти Настю.
Надеялась на помощь случая.
Случай — он был ей всегда как брат. Вот и надеялась.
Прохаживаясь как бы между прочим по рынку, стараясь
не привлекать к себе внимания, невольная хронопутешественница внимательно
присматривалась к упитанному, представительного вида кидале.
По его внешности можно было предположить, что не так
давно он был благополучным, респектабельным работником какого-нибудь депозитария
или другого учреждения со столь же внушающим наименованием. Но потом в его жизни
произошли крупные изменения к лучшему, и ему потребовался патент на ведение
предпринимательской деятельности, право на обладание которым приходится
отрабатывать периодическим присутствием на рынке.
Алиса глядела издали на этого человека. Вдруг
допустит какой-нибудь прокол?
Но Виталий не мог допустить прокол, потому что он
ничего не делал. Никто не подходил к нему за покупками — кидать было некого, и
по этой причине сыграть на его природной склонности, заставив при помощи других
обманутых расстаться с украденными деньгами, не удавалось.
Так прошло часа полтора. Алисе уже наскучило
бесплодное занятие, как к кидале подошли трое людей среднего возраста, похожих
ростом и комплекцией на него самого, но только бритоголовых.
Алиса тут же обратилась в слух.
Но увы! Братки (так их назвал Виталий) говорили с
Виталием (так его назвали братки) полушёпотом, тонувшим в гомоне рынка. К тому
же они использовали много слов, не известных Алисе.
В конце концов один из бритых остался в палатке
Виталия, а остальные трое направились к выходу с рынка.
Виталий был недовольный и какой-то съёжившийся, что
очень странно для человека той степени сбитости, при которой очень трудно
съёжиться.
Компания проследовала на платную автостоянку; Алиса,
стараясь оставаться незамеченной, кралась вслед.
У чёрного громоздкого джипа с распахнутым, словно
хищный клюв, багажником ждал, переминаясь с ноги на ногу, коротко подстриженный
рыжеволосый парень, чем-то напоминающий Рыжикова-Чижикова из популярного некогда
детского фильма.
Пока бритоголовые неторопливо докуривали свои
чинарики и столь же неторопливо грузились в машину, Алиса всё пыталась обойти
рыжего так, чтобы незаметно юркнуть в обширный багажник и там затаиться. Но тут
к соседним двум машинам неизвестных Алисе моделей две мамаши подкатили складные
коляски. В колясках сидели скучающие девочки, одетые в одинаковые розовые
вельветовые джинсы из секонд-хэнда. Девочки жевали чипсы. Потом рядом с мамами
откуда ни возьмись возникли папы — они принялись складывать коляски и, пыхтя,
запихивать их в багажники. Девочки тем временем от безделья решили малость
подраться, одна из них в результате просыпала свои чипсы и разревелась.
В окружении такой толпы нечего было и думать
забраться в джип.
Вот Рыжиков-Чижиков захлопнул багажник, вот он
устроился на заднем кресле, бритый водитель нажал на газ…
«Эх, столько времени зря потеряла!» — мелькнуло у
Алисы, машинально провожавшей чёрный джип, пробиравшийся к выезду.
Едва вырулив с рынка, джип остановился у светофора.
Тут Алиса смекнула: преследовать машину бегом при
здешнем обилии светофоров вполне реально.
Да, реально. Если не слишком далеко.
Джип петлял по переулкам. Алиса без особого труда
нагоняла его у очередного светофора.
Вскоре она заметила, что преследуемый ею автомобиль
делает круги. Он вдруг выехал сбоку на перекрёсток, где стоял небольшой белый
бюст императора, а за сквером виднелись почернелые шпили бывшей католической
церкви. А ведь он здесь уже проезжал!
После второго круга Алиса почувствовала усталость.
Неужели в джипе заметили «хвост»?
Конечно, девочки из будущего бегают куда лучше
местных девочек и даже местных взрослых. Но, девочка ли ты из будущего, местный
ли мальчик, при длительном беге у тебя рано или поздно заколет в боку. Тем более
когда ритм бега задаётся преследуемым объектом, а воздух вокруг пахнет вовсе не
хвоей и цветочной пыльцой.
После четвёртого круга у Алисы было уже темно в
глазах и она едва видела, куда бежит. Розовые пятна застилали белый свет, сердце
колотилось в горле, хотелось упасть и уснуть прямо здесь, забыв весь этот мир;
но ноги продолжали свой путь, зрение цеплялось за чёрный силуэт, маячащий
впереди — зря, что ли, столько уже пробежала? Сдаться? Нет уж, дудки. Не век же
он будет кружить по пыльным переулкам, этот слоноподобный экипаж?
Можно ли переупрямить Алису?
В конце концов джип выбрался на Тверскую,
свернул с неё в распахнутые железные ворота и, взяв левее, нырнул в подземный
гараж под некрасивым, но ухоженным зданием, облицованным полированным гранитом и
увенчанным чуднóй стеклянной пирамидкой.
Алиса успела влететь во тьму гаража за миг до того,
как сомкнулись железные створки автоматических дверей.
И поняла: она в ловушке.
Клацнула замком ещё одна железная дверь, за которой
только что скрылся, предварительно зыркнув трусливым взглядом по углам гаража,
рыжеволосый.
Алиса осталась в полной темноте.
Достала из кармана подаренный skor'ом мобильник. Кому
позвонить — skor'у? Садовскому? Здесь всего два номера. Других нет.
Но они почему-то опасаются звонков… Не попадёт ли им
из-за неё?
Впрочем, это несущественно: сюда, под землю, всё
равно сеть не добивает.
Но от мобильника, тем не менее, большая польза: у
него экранчик светится. Сойдёт за фонарик.
Так и заночевала Алиса здесь, в подземном гараже,
пропахшем бензином и резиной, на куче промасленного тряпья. Заночевала голодная
и злая сама на себя. Надо же так влипнуть!
Садовский-то, чай, волнуется. Насчёт машины до Киева
договорённость у него была на завтрашнее утро. Лететь на самолёте он
категорически отказался. Сказал, что явиться в аэропорт с девочкой, не
зарегистрированной в реестре подданных императора — для него верная тюрьма.
Рано утром (на биочипе не было ещё и пяти часов)
Алиса проснулась от скрипа дверей.
Братки вошли через внешние ворота. Рыжего с ними не
было. Виталия… здесь он, Виталий, только в парике и с наклеенными ершистыми
усиками, совершенно не вязавшимися с его круглой добродушной физиономией.
«Добрец» — прозвала его про себя Алиса.
Вошедшие лениво обменивались короткими фразами.
— Холодрыга…
— Белые люди спят как сурки…
— Зато глаз поменьше.
— Какая, в душу, разница? Если застукают, то там, в
Курчатнике.
— Наоборот, там проще, под шумок-то.
— У Сашки дежурство в такую смену.
— Вылитая Алиса!
— Ладно, хватит гнать.
— Зуб даю. У них на сайте была картинка — она.
Точь-в-точь.
Алиса встрепенулась.
— Там и других навалом.
— Ну да, и тем не менее... Нет, ты подумай, мы ж
километров двадцать намотали!
«Заметили всё-таки! Эх, растяпа!»
— Лечиться надо.
— Ага, коньячку ему.
— Не сейчас. Мы на задании.
Братки погрузили в машину несколько жёлтых слитков, а
вслед за ними — деревянную доску с ликом и надписью по кругу псевдославянской
вязью: св. великомученик Аркадий Столыпин. Потом вышли вон.
Алиса вскочила, наскоро размялась, пригладила
взъерошенные волосы и нырнула в распахнутый багажник. Больше она носиться сломя
голову вдогонку за автомобилями не намерена!
Троица вернулась обратно.
— А я рассудил, причём без всякой помощи со стороны
вашей подруги, что все таинственные явления имеют самые обычные объяснения. И
только если обычное объяснение ничего не объясняет, тогда следует обратиться к
необычным объяснениям. Как правило, это заводит в тупик, — насмешливо говорил
тем временем один из братков, приободрённый утренней дозой никотина,
продолжая не слышанную Алисой часть разговора.
Виталий отмахнулся. Он был задумчив.
Багажник захлопнули, и джип выкатился на улицу.
Братки принялись обсуждать вопрос о том, за сколько
можно загнать украденную икону. Сошлись на том, что грош ей цена и что надо было
брать лик Крестителя, а не этот дурацкий новодел.
— Не хватало только залететь на этой стиральной
доске, — прохрипел водитель.
Его сосед загоготал, иначе поняв слово «залететь».
Виталий в беседе не участвовал.
Поутру улицы пустынны: прошло немногим более двадцати
минут, и джип лихо влетел в ворота ИИАЭК — так теперь именовался легендарный
Курчатник.
Здесь в багажник джипа братки бросили несколько
брусов оружейного плутония.
Алиса забилась в угол обширного багажника, за слитки,
и тщетно пыталась примостить на себя доску со Столыпиным на фоне жёлтого круга,
напоминающего огромную монету.
Но как ни трудно было не заметить шевеление под
доской, девочку не обнаружили. Не обнаружили потому лишь, что ей неоткуда было
здесь взяться.
— Дозу не схватим, Саш?
— Гоните быстрей. Тогда обойдётся.
Как выяснилось уже по окончании этой мрачной сказки,
Алиса-то дозу схватила, и приличную. До самого возвращения домой — кто бы
сомневался, что Алиса вернётся? — она больше уже не могла похвастаться тем
завидным здоровьем, которое характерно для её современников. По возвращении, как
известно, ей пришлось провести немалое время в больнице, а потом в санатории.
Из ИИАЭКа джип направился в ТУПИК. Там в приёмной
директора Виталий забрал конверт, который распечатал уже в машине.
— Ну, что? Где нас ждут?
— На военном.
— В Монино?
— Нет, в Жуковском.
— Тамошние не помешают?
— Схвачено.
— Ну, погнали тогда.
Обзор из багажника никудышный, но по прошествии
некоторого времени Алиса поняла, что джип — в трюме транспортного самолёта.
Братки покинули автомобиль с опасным грузом — Алиса
осталась одна. Ей отсюда некуда было деваться.
По разговорам, которые вели братки, выгружаясь из
джипа, она поняла, что самолёт, в который она попала, летит в Шестипалатинск с
двумя промежуточными посадками.
Самолёт взлетел. Алиса летела и думала про себя, что
один раз, в Москве, ей повезло: она сразу встретила людей, которые, похоже,
имели контакты с МИВом и были о ней каким-то образом предупреждены. Приходится
ли рассчитывать на такое же везение в Шестипалатинске, имеющем славу главной
площадки международной теневой торговли расщепляющимися материалами?
Пришлось признать, что вряд ли.
Есть хотелось просто до рези в животе. Перебравшись
через спинку заднего кресла в салон, Алиса открыла «бардачок» и, почти не жуя,
проглотила обнаруженные там чипсы, шоколадку и две конфеты. Потом, чтобы сберечь
силы, свернулась клубочком и заснула чутким, настороженным сном зверька, на
которого идёт охота.
Прежде чем продолжить рассказ о невесёлых Алисиных
приключениях, сделаю-ка я ещё одно хронофизическое отступление — надеюсь,
последнее в сказке. На этот раз оно посвящено некоторым вопросам
аутопрогрессорства.
Сколь бы ни проблемной была этическая сторона этого
вида деятельности, всё-таки, наверное, ясно: если в XXII веке становится
известно, что две сотни лет назад рука Хрущёва или Кеннеди потянулась к ядерной
кнопке и указательный перст вот-вот коснётся её, лёгким этим прикосновением
смахнув хрупкую ноосферу с массивного голубого шарика по имени Земля, то
рассуждениям о нравственности лучше посвятить час досуга, а сначала всё-таки
надо предотвратить катастрофу. Что с того, что известно: она не произошла? Там,
в XX веке, она уже неизбежна, она вот-вот случится. И тут уж приходится
хвататься за любую возможность, какая только попадётся под руку.
Хотя бы заставить какого-нибудь несчастного таракана
(собранного и запрограммированного в МИВе специально для этой цели) заползти
между контактами адской кнопки, чтобы выиграть время, пока азарт борьбы в
распалённых умах владык мира сего не сменится ужасом осознания неизбежной
гибели.
Но, друзья мои, лишь считанные проценты энтропии ТМВ
снимаются из будущего. Из них большая часть — процессами, человеку не
подконтрольными.
Много ли возможностей у временщиков для корректировки
истории даже в случае, если они самолично явятся в проблемную эпоху?
Куда ни прилети — везде может оказаться «уже поздно».
Что может сделать доля процента энтропии,
целенаправленно снимаемой из будущего, против десятков процентов, столь же
целенаправленно снимаемых усилиями предков по раскручиванию маховиков войны,
терроризма, нацизма, экологического безумия?
Ни в Помпеях, ни в Хиросиме, ни в Чернобыле, ни в
Нью-Йорке никто поделать ничего не смог (Гагарина, правда, вытащить из падающей
спарки удалось).
Другими словами, на потомков надейся, только сам не
плошай.
Лишь в те редкие моменты человеческой истории, когда,
согласно законам динамической неустойчивости, сущая мелочь может определить путь
развития на многие будущие века, этой мелочью нет-нет да оказываются ювелирные
прогрессорские операции вроде «Интервенции сказок».
То был, конечно, первый, случайный опыт, отчаянная
попытка дилетантов, которая вряд ли могла окончиться успешно, не сопровождайся
она страховкой из более далёких эпох. Уже над программным обеспечением для
Аргемны Кона работали настоящие профессионалы, мастера своего дела. К тому
времени и теория прогрессорства сложилась, и опыт был накоплен, и обеспечивающие
подсистемы отлажены.
Должен вам сказать, коллеги, что, случись разгружать
джип на аэродроме тому, кто был должен, — на этом месте сказка бы и прервалась,
поскольку свидетелей подобных операций быть не должно. Но так случилось, что
этот человек часом раньше не договорился об оплате своей работы и его больше нет
среди живых. Ему не повезло, зато повезло Алисе. Пока суд да дело, пока всякие
разные тёмные личности решали, кому доверить продолжение операции, джип загнали
на территорию какого-то объекта неопределённого назначения — в прошлом,
вероятно, войсковой части.
Там Алисе удалось покинуть автомобиль так никем и не
замеченной.
Теперь надо выбрать одно из двух возможных решений.
Первое — вернуться в Москву. Там надёжный skor.
Второе — остаться здесь. Обзавестись новыми
знакомствами и как-то прижиться в Шестипалатинске.
Второй вариант хуже, поскольку в Москве терминал
машины времени точно есть, а вот чтобы таковой был ещё и в Шестипалатинске —
крайне сомнительно.
Но первый — совсем невозможный.
Добраться здешним транспортом до Москвы без взрослых
и без соответствующих записей в соответствующих БД — дело немыслимое. Это верная
дорога в приёмник-распределитель.
Пешком — тем более.
Остаётся второй вариант — тот, который хуже.
По пути к городу Алиса продумывала версию насчёт
амнезии, недавно подсказанную skor'ом. Тот упоминал, что у легендарной Алисы —
персонажа фантастических книг здешней эпохи — амнезия будто бы была.
Не попасть бы впросак… Интересно, троллейбусы в
Шестипалатинске есть?
А впрочем, ну их, эти троллейбусы. «Причину амнезии я
тоже забыла, и баста».
Наконец она решилась отыскать в городке школу. В
школе наверняка есть директор. Ему по должности положено работать с детьми.
Главная задача — убедить директора, что в приёмнике-распределителе ей делать
нечего, что её вот-вот найдут, что ей нужно только покушать и хоть какое-нибудь
поручительство, чтобы не попасть в детдом.
Выиграть бы время. А там посмотрим.
Школу Алиса нашла быстро по сторожевым вышкам над
забором. Так здесь положено: вдруг террористы нападут? Бандитов надо видеть
издалека, чтобы успеть эвакуировать детвору.
Впрочем, вышки обычно пусты, никого на них нет. Всё
равно ведь издалека бандитов не отличишь от вполне мирных граждан.
Директор оказался занят оживлённой беседой с мужчиной
в военной форме.
— Талантливый, но очень запущенный ребёнок. Разве так
можно? В классе видите что творится?
— Ну куда я его заберу?
— Думайте.
— Сколько?
— Молодой человек! Вы за кого меня принимаете? К тому
же тут посторонние, — директор раздражённо кивнул на Алису, которая всем своим
видом давала понять беседующим, что её вопрос не терпит отлагательства. —
Зайдите лучше в другой раз, что ли?
— Извините, — строгим голосом сказала Алиса. — Я бы
не хотела, чтобы из-за меня возникали сложности. Отниму у вас не больше пары
минут и больше не буду вам мешать, хорошо?
Она прожила здесь уже достаточно времени, чтобы
знать: главное — не дать открыть рот тому, к кому обращаешься с просьбой. Иначе
прозвучит отказ. Между тем брови директора начали сползаться к переносице,
придавая лицу повелительное выражение, обыкновенно сопровождающее настоятельную
просьбу подождать за дверью. Вот почему Алиса, не переводя дыхание, продолжила:
— Со мной случилась неприятность: я ничего не помню.
— Надо было лучше учить, — на автопилоте ответил
директор.
— Я почему-то потеряла память. Не могу вспомнить, где
живу, кто мои родители, как я сюда попала, и поэтому обращаюсь к вам за помощью.
Она смотрела прямо в наполняющиеся суеверным ужасом
глаза директора («вот вляпался!») и потому не видела, что с лицом офицера
происходит что-то странное.
Вам, коллеги, никогда тень Гамлета-старшего не
являлась? Значит, у вас, коллеги, не бывало такой мины.
«А…лиса?» — робко, едва слышно произнёс офицер.
— Вы её знаете? — с явным облегчением спросил
директор.
— Если только ни с кем не перепутал, — папа «очень
запущенного» школьника помаленьку брал себя в руки.
— Да, я Алиса. Селезнёва, — спокойно ответила Алиса.
— Тогда пошли.
— Ку-да? — возмутился директор. — Мы так ещё и не
договорились!
— Вы правы, я лучше зайду в другой раз.
— Нет, постойте! Девочка, выйди.
— Алис, пойдём.
— Если нужно, я подожду в коридоре, ничего
страшного, — сказала Алиса.
— Подожди, подожди, — директор махнул рукой в сторону
двери. И следом, обращаясь к Donvad'у (а это, конечно же, был он):
— А вы постойте. Ничего с ней за минуту не случится.
— Да, конечно, со мной ничего не случится, —
подтвердила Алиса и вышла, про себя думая, что с ней уже столько всего
наслучалось, что, пожалуй, для ещё одного случая едва ли осталось место в ТМВ.
Donvad вышел из кабинета хоть и раздражённый, но всё
ж с таким видом, будто распутал непростую проблему.
— Всё, откупился. Пошли. Меня зовут Вадим. Я сразу
тебя узнал, как только ты начала врать насчёт амнезии!
— А ты откуда меня знаешь?
— Слово «mielofon.ru» тебе о чём-нибудь говорит?
— Да. Тогда понятно. Ты тоже знал, что я правда потом
рожусь?
— Не то чтобы знал, но слышал о такой версии. Знаешь,
очень хотелось верить!
— Так и на мошенников недолго нарваться, — покачала
головой Алиса, вспомнив Настину историю. — Нельзя быть доверчивым.
— А, я воробей стреляный. Уже нарывался, было дело.
По дороге Алиса поведала новому герою нашей странной
сказки, как её занесло сначала в Москву более чем столетней древности, а вслед
за тем — в Шестипалатинск.
— И что ты думаешь теперь делать?
— Как что? Ведь они плутоний везли! Ты представляешь,
что это значит?
— Уж кто-кто, а я очень хорошо представляю!
— Хорошо. Значит, надо как-то это остановить.
— Но как?
— Пока не знаю. У тебя нет знакомых там, в Москве, в
ИИАЭКе?
— В «Курчатнике»? Нет, знакомых нет, — отрезал
Donvad.
— Жаль. Тогда…
— А впрочем… Знаешь, есть один. Тоже через «Миелофон»
познакомились. Зовут Сергеем.
— Вот видишь? Вас уже двое. С ним можно как-нибудь
связаться?
— Не знаю… Может, он там и не работает давно?
— Его псевдоним — skor?
— Нет, skor в Бауманке был.
— Правильно. Я просто проверяю, не перепутал ли ты.
Хоть с кем-то из твоих тогдашних знакомых ты смог бы связаться?
— Можно попробовать с Садовским. Если он всё ещё в
ТУПИКе…
— За это я ручаюсь! — обрадовалась Алиса.
Вернувшись с работы, Donvad кое-как навёл порядок
после чьего-то дневного визита, поглядел на часы и схватился за голову. Алиса же
волнуется!
Да, но как теперь явиться «на стрелку»? Раз «под
колпаком» — значит, хвост гарантирован.
«Алису-то вряд ли вычислили; а мои неуклюжие попытки
выйти на след плутониевых болванок запросто могли быть замечены».
Что идея Сергея могла сработать — не верилось. Но она
сработала.
А что тут странного? Чего им бояться? Разве мы можем
им что-то сделать?
В самом деле, зачем им глушить маячок? Наоборот,
проще не глушить. Ведь те, кто его установил, должны как-то себя обозначить, не
так ли?
Первый результат — сегодняшний шмон.
«Я для них вообще интереса не представляю. Им Сергей
нужен. И его заказчики. Ну-ну, пусть думают, что заказчики существуют!»
Накинув ветровку, Donvad вышел на улицу. Пройдя
полквартала, развернулся и медленно поплёлся обратно.
Хвоста не видать.
Как узнаешь, отстали преследователи или нет, раз их
не видно?
И надежда оторваться от наблюдателей сменилась более
здравым решением.
С тяжёлым сердцем Вадим вернулся домой и поставил на
подоконник горшочек с геранью.
Так было оговорено с Алисой.
Включил в комнате свет, чтобы цветочек был хорошо
виден с улицы.
Это всё, что он мог сейчас для неё сделать.
Инфу можно будет отправить прямо в Москву, вшив её в
bmp-шку фотографии. Этот способ ещё в Москве предложил Алисе (как бы в шутку)
skor. Значит, если ему прислать подряд две «одинаковых» фотографии, он
догадается их сравнить. А дальше — дело техники.
С Алисой больше не увидеться...
Она не узнала ничего нового о плутониевой цепочке —
это, пожалуй, к лучшему. Это наши дела, местные. Но куда ей пойти? Она теперь
совсем одна. Разве легче от того, что и я знаю, и она теперь знает, что путь
домой существует и будет найден? Сейчас-то что ей делать?
Какое счастье, что шмон был днём!
Коллекцию старых фильмов упёрли, сволочи!
Звонок в дверь.
— Кто там?
— Я, пап! А где Алиса?
— Какая?
Сын всё понял. Насчёт герани он в курсе.
Грозный — так звали добродушного терьера,
доставленного самолётом из Астаны — долго не брал след. Вывел сначала к
проходной, повторив путь Donvad'а.
— Не тот! — окрикнул следователь.
Пёс вернулся в комнату, где трое бравых молодцов,
каждый с перевязью вкруг чела, продолжали шмонать.
На этот раз следователь натянул поводок у школьной
калитки.
— Школу берём на заметку, — задумчиво произнёс
следователь. Собака согласно вякнула. — Может, тут его гости и скрылись. Им было
бы выгодно прикрыться следом его сына. Но сначала, Грозный, вот что: давай
проверим, нет ли других следов.
Пёс терпеливо направился обратно.
Третий след — тот самый — тянулся в лесополосу и там
обрывался. Хитрая Алиска, оказывается, залезла на сосну и, перебравшись по
смыкающимся ветвям в самую гущу деревьев, с тревогой наблюдала оттуда за своими
преследователями. «Так, к Donvad'у возвращаться нельзя. Но что теперь с ним
будет? И куда теперь?»
Первый вопрос Алиса решила неправильно.
Вечером, под покровом темноты, она покинула своё
убежище и направилась к дому, комнатка в котором ещё вчера служила ей
пристанищем.
В одиночку она не могла составить никакого дельного
плана. Знала только одно: у Donvad'а могут быть неприятности из-за неё, а она
этого не хочет. Если не удастся вместе найти выход — что ж, Алиса попробует
взять всё на себя. Но ей просто необходимо увидеться этой ночью со своим другом.
При хорошем стечении обстоятельств они вместе что-нибудь придумают. При плохом —
Алиса сможет за себя постоять! Да будет пусто герани на подоконнике! Вон она,
торчит безнадежным знаком провала.
Аркан затянулся на шее в тот миг, когда девочка
взглянула на светящееся окно. Она едва не потеряла сознание. Подбежавший
опричник тут же снял петлю и немедленно получил звонкую пощёчину. Онемев от
неожиданности, он ослабил хватку, Алиса вырвалась и дала стрекача прямо сквозь
кусты. Но и там её ждали. Оглушительный удар, бросок — и уж как она ни
извивалась, как ни царапалась, какие приёмы ни пыталась применить — силы были
неравные. Её связали и швырнули в чрево зелёного инкассаторского броневичка.
В общей камере было относительно чисто — на
удивление. Здесь было пятеро мужчин разного возраста, ожидавших расстрела. Трое
играли в напёрсток, двое спали.
Одного из спавших, с широким пластырем от брови к
скуле, звали Остапом Нетудыхатой. Алиса, впрочем, этого ещё не знает.
У Алисы сразу появилась масса вопросов.
Во-первых, подумала она, в этой эпохе смертная казнь
запрещена. И вдруг — камера смертников.
Что-то тут не так.
Во-вторых, зачем похитители так всё усложняют? Раз
для них хорошая Алиса — мёртвая Алиса, то почему меня не убили сразу?
Остальные вопросы были бытового плана. Надо же здесь
как-то устраиваться.
Пока она обращается с этими вопросами к своим
сокамерникам и удивляется их озлобленной реакции, потратим несколько строчек на
то, чтобы объяснить, что же здесь делает старый Алисин знакомый, которому в этом
времени уже почти сороковник и которого Алиса, конечно же, узнать не могла.
В первые двадцать лет после встречи с Алисой в зале
резервных кабин Машины времени ничего особенного в жизни Остапа не происходило.
Но ту историю он не мог и не хотел забыть, и когда кое-какие ключевые слова из
числа упомянутых Сергеем вдруг появились в постингах одного интернетовского
персонажа, он сразу навострил уши. «Конечно, — подумал он тогда, — постинги эти
могли быть случайностью. А та история — сном. Или игрой воображения». Но
последующие события эту гипотезу не подтвердили, и Остап начал помаленьку
выкладывать в сеть длиннющую захватывающую повесть, в основе сюжета которой был
рассказ Сергея.
Если вы думаете, что он попал в камеру смертников за
эту повесть, — ошибаетесь. Попал он сюда за отказ исповедоваться священнику,
аккредитованному Комитетом по Ресурсам и Средствам. Сам по себе отказ, по
большому счёту, — ещё не повод для «вышки», за это довольно двух десятков плетей
и аннулирования диплома о высшем образовании. Но Остап-то начал и других
агитировать против исповеди, и преуспел в этом! Из-за него целый техникум
пришлось реформировать в режимное учреждение.
Вот он сюда и попал.
Проснувшись, он не увидел Алису: охранник на всякий
случай отвёл её в санчасть. Не сложились у неё отношения с населением камеры, не
поняли они друг друга. Цели были разные. У одних — взять от жизни всё, что можно
урвать перед неизбежной смертью; у другой — до последнего вздоха не прекращать
поиск возможностей выхода из этой дурацкой ситуации.
Выход, конечно, есть. Только не всегда в него
попадаешь.
Нравственный рост человечества состоит в том, чтобы
постепенно, в меру крепнущей его власти над материей и бытием, выводить убийство
из числа возможных способов решения проблем: ведь полно других способов их
решать! Сначала, положим, отказались от убийства детей; потом — ещё и женщин;
затем — вообще людей; далее — высших животных, исключая, быть может,
сельскохозяйственных — до той поры, когда будет найден альтернативный источник
полноценного и вкусного белка; ну, и так далее. Если вспомнить о том, что среди
живых существ есть очень мелкие, работы на этом фронте человечеству хватит до
скончания века — помереть от скуки ему не грозит.
Кому следующему человечество больше не станет
угрожать смертью — это не суть важно. Важно никогда, ни при каких
обстоятельствах, не отступать, не оставлять покорённых вершин нравственности,
строго соразмеряя каждый шаг на этом пути с растущими возможностями человека.
Если же по ошибке или из-за преступления сегодняшнюю
границу неубивания кто-нибудь нарушил — пусть человечество исправит эту ошибку,
хотя бы века спустя. То, чем занимается лаборатория прикладного
хрономоделирования, — вовсе не праздная трата времени ради праздного
любопытства. И даже не один из способов внесения лепты в накопление знаний ради
обеспечения космического гомеостаза. Это способ вернуть долги. Если не
исправить, то хотя бы возместить тяжёлые ошибки детства и юности цивилизации.
Разве можно думать иначе и при том оставаться людьми?
Охранник не ответил на второй вопрос Алисы. Он просто
не знал ответа.
На остальные — ответил.
Ответ на первый вопрос был очень прост.
— А это и не казнь вовсе, Алиса Игоревна. Это
убийство. Казнь, действительно, запрещена законом, но убийство или, правильнее,
устранение — это нормальная операция, осуществляемая сотрудниками спецслужб.
Такие операции были довольно обычным делом даже в тех странах, где разгул
демократии доходил до крайности — а ты как думала? На это шли неохотно, но если
было надо — на это шли. В нашем высоконравственном обществе такие операции
проводятся в массовом порядке и пользуются широкой поддержкой населения.
— А те, чьей поддержкой они не пользуются?
— Алис, давай не будем об этом. Не надо утопий.
Жизнь — жестокая штука. Рождаться не стоило. Зря я это сделал.
— А я — не зря!
— И ты тоже — зря!
Губы охранника дрогнули и скривились; но секунду
спустя лицо опять стало каменно-хмурым.
— Это только на Луне никто никого ни разу не
убивал, — промолвил он и натянуто улыбнулся. — Хочешь начистоту?
Алиса глянула на него вопросительно.
— Я рад, что ты вовремя отмучилась. Даже завидую.
Одно утешает: однажды и меня… Скоро уже, наверное.
Алиса молчала, а он понял это по-своему.
— А сам — не могу, — виновато пожал он плечами. — Ну
не могу я! — рявкнул он и с размаху хрястнул кулаком по скамье.
— Не надо, — сказала Алиса. — Надо искать выход.
— Нет его.
— Это неправильный ответ. Правильный ответ — ты не
знаешь, есть выход или его нет. Из твоего ответа следует, что выход не надо
искать, из правильного — что надо. На случай, если он есть.
— Да что я могу сделать? Отдать свою жизнь за
очередное великое дело? За очередную ложь? За очередного императора?
— Могу поспорить, у императора в голове та же каша,
что и у тебя. Мне это странно, но это так. Подумай, что можно сделать, не
отдавая ни за кого жизнь.
— Кончай издеваться, — устало выдохнул охранник.
— А я не издеваюсь. Ты, конечно, не поверишь, но я
точно знаю, что выход есть и что вы его в конце концов нашли. Как думаешь, это
меняет дело?
— Не верю.
— Это не беда. У тебя есть несколько десятков лет,
чтобы проверить.
— Нет у меня их. От силы год.
— Хорошо. У тебя есть от силы год, чтобы проверить. А
у меня — несколько дней, чтобы доказать.
— Не вздумай бежать! — глаза охранника сверкнули
недобрым огнём. Он знал, что сбежать отсюда невозможно; но сказал то, что
сказал.
— Если бы я замыкалась только на этом варианте, я бы
рисковала проиграть.
— Ты уже проиграла.
— Я ещё жива.
Расстреливать Алису выпало Остапу.
Те, кто читал «Секрет чёрного камня», наверное, уже
догадались, что всё идёт именно к этому.
Обычай здесь был такой. Заключённому обещают, что его
переведут на пожизненное заключение с перспективой помилования, если он
расстреляет сокамерника. Это называлось заветом раскаяния. Глупо, конечно. Как и
всё в этом нереальном мире.
Заключённому говорили, что его жертва — обычный
убийца, а он сам — просто политически неграмотная пешка, которая ещё может
принести пользу родине. Мотивация к тому, чтобы поверить посулам, оказывалась в
этой ситуации очень весомой: не надо быть психологом, чтобы предугадать решение.
Верили. И расстреливали.
Исключения, может, и были, но погоды не делали.
Сразу после убийства новоявленный палач помещался в
новую камеру и там назначался старостой. Иногда он производил ещё два-три
расстрела, а потом кто-нибудь из старых сокамерников, вопреки посулам,
расстреливал его.
Почему Алису не убили на месте, при задержании? По
той простой причине, что опричникам не разрешались убийства. Только если по
неосторожности. Они могли «применять любые адекватные действия для наведения
правопорядка», но убивать не имели права. Ранить — другое дело. Под давлением
суровой необходимости империя пошла на жёсткие меры в борьбе с преступностью, но
притом должна была оставаться самым гуманным государством мира, где право на
жизнь пользовалось как бы безусловным уважением и никто не мог быть лишён этого
права в законном порядке.
В незаконном — пожалуйста.
Поэтому тот, кто привёл в исполнение приго… пардон,
спецоперацию, становился преступником и должен был понести за это наказание.
Официально наказанием было длительное заключение, и это дорогое для государства
удовольствие удешевлялось с помощью ещё одной спецоперации. Всё гуманно, всё
законно.
В стройной девочке, спокойно глядевшей на убитые лица
конвоиров, крепко держащих её за плечи, Остап, конечно, узнал Алису.
Но ничего ей не сказал.
Зачем?
Сейчас не тот момент. Сейчас — время ушельцев.
И вот, когда струны воли провисли, когда помощи ждать
неоткуда, когда даже самая твёрдая надежда начинает давать сбои и осечки, —
является она, девочка из будущего.
Такая же заключённая, такая же бессильная.
Но! ведь! она! отсюда! вырвалась!!!
Впрочем, то мог быть просто сон. Что мы знаем о
времени, о будущем? Приснилась эдакая дразнилка-лжепророчество, а реальность…
вот она, реальность!
Да и Алиса — вдруг не из будущего?
Спросить?
Лучше не надо.
Лучше плен сомнения, чем тупик отрицательного ответа.
Хотя даже отрицательный ответ ничего не меняет.
Меняет. Воля-то не железная!
Все эти раздумья и сомненья — позади. Сейчас — АКМ с
тремя патронами в магазине, светловолосая девочка, прикрученная ремнями к
решётке, и он, Остап, десять минут назад ответивший начальнику «да».
Как все.
И вот Алиса в прицеле АКМ'а.
Как хочется жить!
Зачем? Откровенно говоря, незачем. Но хочется.
Рефлекс такой.
Может, это не Алиса?
Это не Алиса?
Не Алиса…
Выстрел.
Второй.
Третий.
<<Назад Оглавление Далее>>
17.07.2008