«Генератор Времени»

6. Побег на рывок

Тридцать

Если вы, уважаемые коллеги, читаете эту странную сказку медленно и вдумчиво (на что автор нимало не рассчитывает, поскольку, когда перевоплощается в читателя, не имеет привычки читать медленно и вдумчиво), то ваша мысль непременно время от времени возвращается к тем немногим вымышленным фактам хронофизики, с которыми я вас познакомил выше.

Возвращается она к ним, коллеги, вот почему. Мысль ваша ищет разгадку приключению Макарона; пытается постичь, что кроется за туманными диалогами предыдущей главы, донельзя пересыщенной туманными диалогами; задаётся вопросом, что это за банк «Аргон» такой и за какие уши он притянут к залежам унитазов в подвалах ТУПИКа.

Читательский опыт подсказывает вам, что все эти детали должны иметь какое-то отношение к авторскому замыслу.

Тут я должен вас, коллеги, круто обломить. Нет у меня никакого замысла. Нету. Да и какой может быть, право, замысел в том, что трезвый вроде мужик полез чёрт те куда и вылез оттуда грязней борова, вволю повозившегося в осенней луже?

Он полез — я написал.

Но раз, коллеги, ваша мысль вкруг вымышленных фактов хронофизики всё же витает, то не могло такого случиться, чтобы не возникла у вас неудовлетворённость моими пояснениями по их поводу. То, что некоторые причины событий сего дня могут находиться в будущем, представляется вам простым словоблудием, единственная цель которого — как-то оправдать присутствие в моём повествовании «футурных» глав, крутящихся вокруг совершенно фантастической, а на деле сказочной — или, если откровенно, просто немыслимой — модели Ричарда Сторма.

В самом деле, если событие в настоящем связано с событием в будущем, то, исключая случай, когда они оба следствие общей причины, мы приходим к непреложному выводу, что событие настоящее суть причина, а событие будущее — следствие. Ведь, чтобы обусловить следствие, причина должна свершиться раньше, неужели непонятно? В противном случае как она может его обусловить? Да никак: к моменту наступления события, которое мы полагаем следствием, она ещё не случилось — её просто нет. А раз нет, не может она ничего обусловить.

Тем самым вы, читатель, вынуждаете меня оправдываться.

Что ж, попробую.

Сначала давайте договоримся вот о чём. Положим, что событие есть, даже если оно ещё не случилось. Оно есть там, в том времени, где ему надлежит случиться.

Если подобная мысль для вас — сущий абсурд, можете эту странную сказку отложить в сторону. Вам будет неинтересно.

Если, паче ожидания, вы смогли с этим как-то смириться — поехали дальше.

Раз, — внимаю я вашему недоумению, — события, которые ещё не случились, уже, в некотором смысле, есть, то рассуждения о причинах чего бы то ни было оказываются праздными. Тогда ведь причина события — в нём самoм, в том факте, что оно есть, заявите мне вы, мой читатель. И добавите, что скучно и тоскливо жить в такой Вселенной, в которой всё раз и навсегда уже есть. А впрочем, решите вы, немного подумав, — нет, не скучно вовсе. Не скучно потому, что жить в ней попросту невозможно. Такая Вселенная мертва и косна, как застывший кусок лавы, в котором «уже есть» все пузырёчки воздуха, однажды туда попавшие, и даже их химический и изотопный состав навеки один и тот же...

На вашу, читатель, печальную тираду я отвечу, что это, быть может, и было бы правдой, если бы события «уже были» сами по себе, вне связи со своими причинами. Между тем, хотя события «уже есть», при других обстоятельствах их совершенно определённо «не было бы». И вот те обстоятельства, которые не позволили этим событиям не быть, и есть их причины. Обстоятельства, обусловившие интересное для нас событие дня сегодняшнего, могут обнаружиться и в прошлом, и в будущем.

Переходя на сухой, но милый моему сердцу язык вымышленной науки, вопрос о причинности суть вопрос о том, какие события снимают энтропию события заданного. Например, пусть два события a и b связаны логической функцией импликации: если случилось a в момент t1, то случилось и b в момент t2 (неважно, какой момент настал раньше — t1 или t2); положим также, что никакого события, имплицирующего оба события a и b и тем самым рождающего иллюзию связи между a и b, не существует. Ясно, что a в этом случае является причиной b, но не наоборот, поскольку если a случилось, то мы уже знаем про то, что случилось и b; обратное же неверно: вдруг a — лишь одно из событий, наступление любого из которых предопределяет событие b? Иначе говоря, событие a снимает энтропию события b полностью, а вот событие b энтропию события a вовсе не снимает. И это утверждение остаётся в силе безотносительно к тому, раньше случилось a, чем b, или позже.

На деле, конечно, всё не так просто: в выдуманной вселенной — в той, где расположена звезда Сигма Большого Семинога — события связаны не только отношениями импликации. Существуют и события взаимообусловленные: a случается тогда и только тогда, когда случается b. Какое из них в этом случае является причиной, а какое следствием — поди разбери! Но разгадка и тут есть: если у события a обнаруживается причина, помимо события b, а у b причины помимо a нет, то a суть причина b, а не наоборот. Опять-таки, время наступления событий значения не имеет.

Как уже говорилось, большая часть причин содержится всё-таки в прошлом. Тут наш опыт нас не обманывает.

Но меньшая — в будущем.

Тридцать одно

— Я понял! — вскричал Ричард. — Я понял, понял!

Никто не слышал Ричарда: летающая дачка стояла на опушке глухого восточно-сибирского леса, и вокруг не было ни души.

Он поднял дачу в воздух, набрал скорость и полетел в Авксом.

Тут у читателя могут возникнуть сразу три вопроса.

Что понял Ричард?

Что это за летающая дача и всё ли, в связи с этим, в порядке с головой автора?

Наконец, зачем Ричарду вообще было лететь в Авксом, если ему нравится работать в тайге? Ведь, небось, у них там в XXII веке средства телекоммуникации на должном уровне развития? Если нужно с кем-то пообщаться — к твоим услугам видеоконференция. Нужно сообщить что-нибудь — отправь гравиграмму. Зачем вообще собираться в институте?

Отвечу в порядке поступления вопросов.

Ричард, как мне потом довелось узнать, понял, что надо сделать две независимых модели ТУПИКа. Подлоги, совершённые кркрск, исказили не только представления потомков о происходившем там, в ТУПИКе, — они осуществлялись прямо в исследуемый период, а не позже, и специально для того осуществлялись, чтобы повлиять на события. Вот это влияние и не удавалось учесть, если попросту отфильтровать подлоги.

Между прочим, среди целей, ради которых кркрск предпринимали подлоги, была и такая: скрыть собственное существование.

Чтобы в этом хаосе разобраться, нужно шаг за шагом проигрывать ситуацию именно на модели без кркрск. Модель же, учитывающая их существование, должна была применяться только для моделирования их собственного поведения, но не ситуации в ТУПИКе.

Должна бы, разумеется, существовать общая модель, описывающая ситуацию в целом; но поди-ка такую модель обеспечь исходными данными, если мы наблюдаем только то, что накрутили эти самые кркрск! Независимые модели давали возможность хоть как-то продвигаться в исследовании нашей тайны, смирившись с тем, что многие моменты истории ТУПИКа в период от Обвала до Перевала так и останутся белыми пятнами, пока специалисты МИВа не посетят институт лично. Впрочем, необходимость такой крайней меры вовсе не была очевидна — скорее всего, не было такой необходимости.

Теперь о летающей даче. Это всё тот же флип, только очень большой и комфортабельный. Обычными флипами вы, если живёте в XXII веке, можете пользоваться бесплатно, как и многими другими благами — жильём, дачей, компьютерами, средствами связи, услугами столовых, гостиницами, спортивной одеждой и обувью, домашними роботами и так далее. Летающую же дачу надо покупать или брать в аренду, и это удовольствие очень дорогое. Ричард летающую дачу взял взаймы у директора института, который истратил на неё немалую часть своей нобелевки. Петров уступил аппарат безвозмездно, так что Ричарду приходится оплачивать только гиперэргоген, расходуемый на перелёты.

Осталось обосновать необходимость полёта в Авксом. И тут я оказываюсь в затруднении, поскольку, по правде говоря, сам не очень понимаю их психологию. Они там вообще очень мобильны, постоянно куда-нибудь едут, бегут или летят. Сами они объясняют это тем, что для каждого вида деятельности есть на планете или в её окрестностях такое место, где только и можно достичь наибольшей производительности. И если, например, академику Петрову придёт в голову мысль чем-нибудь заняться, он в первую очередь задумается о том, где бы ему хотелось этим заняться. Все остальные детали он продумает уже в пути. Дешевизна транспорта способствует такому стилю жизни: упомянутые флипы бесплатны в радиусе двухсот километров от базы, каждый человек имеет право на определённое количество бесплатных поездок на бoльшие расстояния, а раз в два года он может воспользоваться бесплатно любым рейсом Дальнего космического флота планеты Сигма Большого Семинога — пассажирским, а при наличии свободных мест — и любым другим, скажем, исследовательским или транспортным. Исключение составляют туристские рейсы — они всегда платные. Их обычно заказывают организации в счёт своего бюджета.

Как финансируются организации — меня, пожалуйста, не спрашивайте: я понятия об этом не имею.

Итак, мы оставили Ричарда Сторма летящим в летающей даче и размышляющим о том, что теперь ему придётся иметь дело сразу с тремя моделями: его внимания отныне потребуют две разные модели ТУПИКа и одна модель похищения.

Вскоре (почти сразу по прибытии в институт) оказалось, что Ричард ошибся при подсчёте моделей. Модель похищения тоже надо делить на две, и по той же причине. До побега девочки в прошлое всё очень неплохо получалось, кроме одной детали: осталось непонятным, как она узнала, куда бежать. Здесь в модели зияла загадочная дыра. Но дальше, как выяснилось, на модель похищения начинал действовать тот же самый фактор, что и на модель ТУПИКа — фактор кркрск. И вот это уже было серьёзно, поскольку доказывало связь происходившего там тогда и происходящего здесь сейчас.

Любой нынешний авксомский учёный на месте Ричарда пошёл бы и напился. Но в описываемую эпоху подобное поведение как-то вышло из моды, так что Ричарду подобный вариант даже не пришёл в голову. Вместо этого он послал гравиграмму Светлане, пожаловался, что ему как-то не по себе, одиноко и даже, говоря откровенно, страшновато. Через восемь минут Светлана была тут как тут, и не одна, а с дочками своей подруги, близняшками Наташей и Машей, которые любили разбираться в премудростях хронофизики и просто физики под руководством специалиста высшей квалификации, каким была Светлана. Усевшись на гостевых креслах под шкафом, гости принялись оживлённо спорить, сколько гиперэргогена потребуется для доставки котёнка, заброшенного волей судьбы в чужую эпоху, обратно к маме при условиях, что... ладно, условия опустим. Ну, а Ричард вернулся к своим расчётам: теперь ему стало спокойней.

И тут ему уже во второй раз за нашу повесть пригодилась помощь ребёнка.

Маша, не слишком увлечённая (не в пример сестре) школьной задачкой, оказавшейся, очевидно, слишком лёгкой, сидела в своём кресле, болтая ногами и напевая тихонько старинную-старинную песенку из мультика про медвежонка, потерявшего свою маму:

 

Ведь так не должно быть на свете,

Чтоб были потеряны дети.

 

Голосок у неё очень приятный.

Напевая, девочка краем глаза следила за виркнигой Ричарда; а когда тот, по обыкновению, вскочил и принялся бродить в задумчивости меж рядами рабочих мест, положила увесистый том себе на колени и долго листала.

Вот Ричард вернулся, и Маша сказала ему:

— Ричард, ты можешь подбросить карту дочке командора Дрейка?

Сторм сразу всё понял.

Легко сказать — подбросить...

Замечу, что на самом-то деле Маша назвала дочку командора Дрейка по имени; но я по ряду причин, которые впоследствии станут очевидными, напрочь забыл, как её зовут.

...Парная модель ТУПИКа оказалась весьма обещающей — уровень снятой энтропии удалось довести до 93,5%, — а вот модель похищения всё равно работала никуда не годно. Переход к парной схеме дал выигрыш лишь в полпроцента.

«Похоже, в этой истории есть ещё одна действующая сторона, — подумал Ричард. — Знать бы, какая...»

Интересно, а вы, читатель, уже догадались, какая, или ещё нет?

Не думайте, что Ричард такой бестолковый ради сюжета. Опыт показывает, что такое случается очень часто: исследователь, знающий проблему во всех деталях, не замечает её существенной стороны, очевидной для стороннего наблюдателя. Случается подобное и в XXII веке. Преодолевается обычно беседой с женой (ну, или с мужем). Можно — с другом. Но поймите Ричарда: ему нельзя ни с кем посторонним беседовать на эту тему, ибо проблема, которой он занимается, является тайной и исследуется специфическими методами исследования тайн! То, что дочь Ингвара, а вслед за ней Маша сунули нос в модели Ричарда и вследствие этого смогли присоветовать что-нибудь путное — следствие чистого ротозейства известного хронофизика. Ротозейства, из-за которого всё дело могло серьёзно пострадать и (кто знает этих кркрск?) даже, быть может, привести к жертвам.

Оттого и нервничал Ричард.

Тридцать два

Из института Сторм полетел прямо к Ингвару; а тот как раз обследовал метеорит, найденный близ Южного полюса планеты, на предмет обнаружения в камне включений биологического происхождения. Обследовал он его прямо на месте находки — там ему нынче лучше работалось. Правда, работать приходилось в скафандре: на улице было минус сорок семь.

Поскольку разиня Ричард скафандр забыл в Авксоме, а возвращаться было накладно, да и довольно долго — целых три пересадки, — прославленному космобиологу пришлось прервать свои интереснейшие изыскания и усесться в тесной кабине флаера рядом с Ричардом.

— Так что вот, — продолжил Сторм прерванный видеофонный диалог, — очевидно, она попала на Дрону посредством наших, МИВовских, технологий. С помощью ваших, космофлотских, она бы летела туда не меньше суток. Дрона — не ближний свет. Значит, девочка ступила на её поверхность на том самом полигоне — выйдя из машины времени. Но дело, Игорь, не в том, что она до побега уже побывала на полигоне — это нам как раз ничего не даёт...

— Почему?

— Погоди, — отмахнулся хронофизик. — Не сбивай! Главное — выходит, в системе Сигмы Большого Семинога похитителей запросто могло не быть! Наши технологии позволяют произвести захват требуемого объекта и перемещение в нужную точку пространства-времени с пульта машины. Это сложно, но можно.

— Не подумали мы, передавая дронянам хронотехнологии, — огорчился Ингвар.

— Петров, кстати, предлагал сохранить контроль над полигоном за нашими специалистами. Но это, видишь ли, противоречит законодательству Дроны. Впрочем, дроняне и так очень огорчены инцидентом — настолько, что сразу согласились с предложением Совета Галактики демонтировать машину времени вплоть до окончательного устранения угрозы её нецелевого использования.

— А дальше что было?

— Девочку схватили прямо на полигоне и отправили в тюремную камеру. Кто и почему — по-прежнему неясно. Сейчас наш компьютер анализирует возможные сценарии, а за данными, которые позволят выбрать из этих сценариев реальный, наверное, придётся опять на Дрону лететь. Как их оттуда добыть, не нарушая принципов исследования тайны — ума не приложу.

— И не прикладывай. Эту часть работы можно перепоручить Чёрному Незнакомцу. Можно и нужно. Он профессионал.

— Логично. Я бы предпочёл обойтись своими силами, но тут, кажется, и впрямь только дров наломаю.

— В первый раз тебе, что ль?

В интонации Дрейка Сторм уловил упрёк. Командор понял, что его друг упрёк уловил, и виновато пожал плечами — мол, понимаю я, что тебе и самому паршиво, но прости, вырвалось...

— Дальше события развивались так. Когда дроняне принесли девочке пищу — а с момента помещения в камеру обходились они с ней как с принцессой, должен тебе доложить... кстати, везли в тюрьму её, понятное дело, насильно, но без жестокости, дорогу она видела и в принципе могла бы запомнить, но скорее всего всё-таки не запомнила. — Ричард объяснял торопливо и сбивчиво, опасаясь что-нибудь забыть или пропустить и оттого постоянно что-нибудь забывая или пропуская. — Потому что возвращалась совсем другим путём. Так вот, она потребовала экскурсии по городу, и они устроили ей экскурсию — тут-то она и удрала. Шансов удрать у неё не было никаких — ей явно кто-то помог. Кто и почему — я уловить не могу, потому что модель тогда раздувается чуть ли не до размеров модели всей цивилизации Дроны, а данных оттуда в Космонете очень мало: они сами на Космонет ещё не перешли, у них своя сеть, извне практически не доступная. Остаётся загадкой и то, почему она направилась именно в 2008 год. Скорее всего, выполняла инструкции того же своего таинственного помощника.

Дрейк уронил голову:

— Глупый побег.

— Ну почему? — возмутился Ричард.

— Боюсь, что помощник — один из злоумышленников.

— Ингвар! — ещё более возмутился Сторм. Настолько возмутился, что даже назвал его Ингваром, а не Игорем, как было между ними принято. — Разве можно так плохо думать о людях?!

Здесь уместно пояснить, что Ричард исходит из того факта, строго установленного наукой будущего, что даже на отсталых планетах добрых людей гораздо больше, чем злых. Из осторожности, конечно, разумно подозревать незнакомого представителя незнакомой цивилизации, да к тому же замешанного в какой-то тёмной истории, в злом умысле: такой подход снизит риски. Но сейчас, во глубине ледяного континента, наши герои абсолютно ничем не рискуют, и соображения осторожности не могут оправдать Ингвара. Если у нас нет серьёзных оснований следовать пессимистическому подходу в отношениях с людьми, то гораздо больше шансов угадать правильно, предположив, что твой подследственный руководствуется добрыми мотивами.

Вы не поверите (конечно, не поверите — в это трудно поверить), но почти все преступники, жившие на Сигме Большого Семинога в начале XXI века — а их там тогда было очень много — руководствовались самыми добрыми помыслами. Они искренне считали, что от их преступлений всем в конечном счёте будет лучше, что они исправляют какую-то несправедливость и наказывают зло. Просто, очевидно, в их мозгах хранилась несколько неправильная информация о том, что есть добро и что есть зло, и происхождение этой несколько неправильной информации часто ставило в тупик школьников XXII века, изучавших историю своих предков. Труднее всего понять то, с чем сам никогда не сталкиваешься. Для них истоки представлений о справедливости, добре и зле, существовавших до Перевала, — всё равно что для нас ультрафиолетовый цвет или четырёхмерные шахматы.

Что ни говорите, в процессе своего развития цивилизация непременно что-то теряет. Некоторые вещи, которые нам очевидны, они там у себя понять практически не в состоянии. Чтобы понять, им пришлось бы заново родиться и прожить совсем другую жизнь.

— Нельзя, нельзя, — вздохнув, согласился с товарищем командор Дрейк. — Но когда эти люди, среди которых преобладают добрые, средь бела дня похищают твою дочь — из самых добрых, быть может, намерений, — в тебе просыпаются рефлексы охотника на саблезубых тигров. Плохо, конечно...

— Плохо — неправильное слово. Правильное слово — опасно, — отрезал бескомпромиссный хронофизик.

— Ну и что нового мы узнали? — Ингвар перевёл разговор на другую тему; флаер между тем кружил над просторами Ледяного континента. Его отопительная система не приспособлена к полярным морозам, и он автоматически поднялся в воздух, чтобы забраться в верхние, более тёплые, слои атмосферы. — Ничего. Загадки тут и там. Непонятно, кто её похитил и с какой целью. Непонятно, кто ей помог и ради чего. Понятно лишь, что вплоть до отправления в 2008 год обошлось без поломанных рёбер.

— И даже без единой царапины, — уверенно сообщил Ричард. Вероятней всего, до улёта она вообще воспринимала происходящее как захватывающую игру, предусмотренную школьной программой.

Флаер плыл бесшумно и недвижно — так казалось его пассажирам. В полярных областях болтанки не бывает. Молочно-белое небо отражало белизну бескрайних снегов, белизна бескрайних снегов отражала молочно-белое небо. Полуночное солнце лупило откуда-то снизу, и две тени застыли, как наклеенные, на композитном потолке кабины. Привычной нам пластмассы у них нет почти совсем, вместо неё они используют композиты на основе продуктов переработки целлюлозы, получаемой в довольно больших количествах при помощи биотехнологий.

В кабине было зябко и напряжённо.

— Но Ричард, меня интересует, что с ней было дальше и что с ней происходит сейчас. И что же мне делать теперь?!

— Увы, на этот вопрос у меня так и нет ответа.

Ричард чувствовал себя виноватым. Самое отвратительное чувство — беспомощность.

Конечно, он будет упорно искать решение всех этих загадок; но Ингвару-то помощь нужна сейчас. А помочь нечем.

— Ну и зачем тогда ты сюда летел? — Ингвар съёжился, как спущенный воздушный шарик. Он-то надеялся...

— По трём мотивам. Во-первых, у наших предков была такая расхожая фраза — «это не телефонный разговор». Всё-таки мы тайной занимаемся, и ты сам мне сплошь и рядом пеняешь за небрежность — ну не приучены мы с тобой оба к таким делам, так что давай уж друг друга одёргивать.

— Ну да, Чёрных Незнакомцев из нас с тобой не выйдет. Что второе?

— Второе вот что. Ты там был, — сказал Ричард, имея в виду Дрону. — А мне нужна информация оттуда. Так что я бы попросил тебя прилететь при случае в институт и побеседовать по душам с институтским компьютером. Напрямую. Без сети и без посредников. Кто знает, вдруг какое-то продвижение?

— Угу, — без особого энтузиазма отозвался Ингвар. Он-то знал, что вряд ли владеет сведениями, способствующими выяснению обстоятельств происшествия.

— Самое интересное — третье. Подобрался-таки я к мотивации кркрск. Знаешь, чего им надо? Они на Земле создают вычислительную систему для решения каких-то им одним ведомых вычислительных задач. Там, в прошлом. Думаю, эти задачи тоже можно будет со временем идентифицировать. Теперь самое интересное. Главным вычислительным элементом этой системы должны стать человеческие мозги. Вник? В первую очередь их интересуют мозги детей — они, сам знаешь, в вычислительном отношении на два порядка мощней мозга взрослого человека.

— Но зачем им моя дочь? Там же местных детей достаточно!

— Не знаю. Этого не знаю. Полагаю даже, что они вообще не подозревают об её появлении в 2008 году. Хотя какую-то информацию отсюда они получают. Очевидно, им доступны какие-то примитивные хронотранспортные технологии, позволяющие неуправляемо экстрагировать информацию из будущего.

— От неё, наверное, и получают, — воображению Ингвара предстала страшная сцена пыток.

— Нет, я имею в виду период до 2008 года, — успокоил друга Ричард. Отчасти успокоил. — У меня нет оснований считать, что пути кркрск и твоей малышки действительно пересекались.

— А ты можешь сказать, сколь долго она находилась там, у них?

«И чем это пребывание закончилось», — подумал Дрейк.

Подумал, но не высказал. Глупо спрашивать: если б Ричард знал — с этого и начал бы нынешний разговор.

Флаер поднялся уже высоко, и небо из молочно-белого превратилось в бледно-фиолетовое, а внизу, от горизонта до горизонта, расстилалось белое сияющее ничто. Солнце лупило и лупило. Не Солнце, конечно, а Сигма Большого Семинога, но я был бы совсем уж сухим педантом, если бы каждый раз называл их светило именем, под которым оно значится на галактических картах космических скитальцев.

Оказалось, что вопрос был задан не всуе.

— К 2010 году её там снова нет с вероятностью более 99%, если это тебя успокоит. Ни живой, ни мёртвой. Ни на Сигме Большого Семинога, ни в космосе. Знать бы ещё, куда она оттуда делась.

— И как же кркрск собираются реализовать свой замысел? — спросил печальный командор Дрейк, который даже в печали оставался учёным и видел своё призвание в том, чтобы знать обо всём как можно больше. — Посредством — как уж это у них называлось? — киднеппинга? Или захватив целый детский сад?

— Захват — глупо. У предков там на этот случай спецназ есть. Зато, например, организовать благотворительную детскую организацию — вполне реально. Только им этого мало. Они нуждаются в гораздо большем количестве мозгов. Поэтому подходят к проблеме политически. И это-то всего досадней.

— Почему? Ведь наоборот...

— Во-первых, масштабы их деятельности не могут быть вмещены ни в одну модель, которую нам по силам реализовать. То есть они сами для нас почти не моделируемы. А во-вторых, кркрск самыми разными способами пытаются привести к власти нужных им людей и увести от власти людей неудобных — хотя бы на время — чтобы превратить свой замысел в официальные государственные программы развития, подчинив им всю экономику нашей планеты!

— Но ведь у них ничего не вышло! — выкрикнул Ингвар.

— Э, Игорь, вот этого-то мы и не знаем.

— Но ведь мы с тобой — вовсе не бутылки с мозгами напрокат!

— Мы — нет. А вот насчёт наших предков я не особенно уверен.

— Если бы такое случилось, оно бы оставило след в истории... — начал было Ингвар.

И осёкся.

Могло и не оставить. Если кркрск и вправду получили возможность действовать в масштабе планеты.

Решили загадочную задачку, свернули свою вычислительную сеть — и убрались вон. Или просто сгинули. А потом вернулись и поправили историю...

Стоп! Зачем им было её править потом? И как?

— Ричард, у них не могло ничего выйти с этой сетью!

— Игорь, могло.

— Но тогда бы мы об этом знали. Потому что...

— Нет. Если бы они сами, то да. А если это мы их...

— Значит, это были мы.

— Не были, а будем. Will have been, точнее.

— Очевидно, у истоков русского языка не хронофизики стояли, — усмехнулся профессор.

Некоторое время они летели в молчании.

Наконец, Ингвар сказал:

— Ну что ж, сажай меня обратно, что ли?

— А может, сначала в Авксом? Что станется с твоим булыжником? Всё равно я тебя уже отвлёк.

— Нет, лучше останусь. Тут, видишь ли, обнаружилась ДНК с тройной спиралью, а теоретически такое невозможно. То есть не то чтобы невозможно, а нефункционально с биологической точки зрения.

— Вот и оставь эту проблему химикам, — сказал Ричард, бросив флаер в стремительное пике.

Это у него шутка была такая — «оставь химикам». Ясно же, что раньше растает полярный лёд, чем командор отступится от своего камушка, нашпигованного живыми молекулами!

Когда летающая машина мягко коснулась снежного покрывала, Ричард хлопнул себя по лбу.

— Ха! Вот ведь штука!

— Ты чего?

— Того. Если мы начнём контригру, то тогда понятно, откуда у них информация о будущем.

От нас.

Это не было сказано. Но это следовало признать. Там, в прошлом, информация о будущем — от нас, специалистов Международного института времени.

Теперь это стало очевидно обоим учёным.

Да, они ещё ничего не делали там, в прошлом.

И вместе с тем уже сделали. Сделают. Will have done.

— Так вот чем им помешала моя малышка... — простонал Ингвар.

Малышкой её называли они оба — и отец, и его друг. С рождения. Сейчас она уже почти взрослая девочка, подросток, но разве родители в состоянии отказаться от милых их сердцу детских прозвищ?

— Знать бы ещё, чтo мы сделали, — грустно промолвил Ричард Сторм. — У меня пока нет ни одной идеи.

— Но ведь есть КТЧ. Это не по их профилю?

— Нет, это точно не по их профилю. Это вообще ни по чьему профилю. Но теперь это будет задачей Международного института времени, потому что только мы располагаем знаниями и навыками работы в чужом времени.

— Но до сих пор вы решали только чисто исследовательские задачи.

— До сих пор и девочек у нас не похищали. Видать, придётся осваивать новый вид деятельности. И создавать новый отдел.

— А как же тайна?

— Значит, мы должны создать отдел, мотивируя это вымышленными причинами.

— Ричард, дорогой, ты опускаешься до уровня кркрск. А? — обиженно-упрекающий взгляд Ингвара прилип к Ричарду так, что у того возникло желание умыться.

— У нас нет выхода.

— Мы ещё не искали выход, — возразил Дрейк, и было ясно, что даже ради спасения дочери он не пойдёт на то, чтобы Ричард лгал Петрову, воспользовавшись законным, в общем-то, правом исследователя тайны. Плодом обмана будет целый отдел, лживыми целями будут руководствоваться десятки людей, а Ричард будет ими манипулировать. Социальные риски подобной авантюры, кажущиеся смешными в вашем, читатель, времени, там, у них, совершенно неприемлемы.

Гомеостаз социально-экономической системы будущего нарушить очень легко. Если мне не верите, то это сам Иван Антонович Ефремов в «Часе Быка» не преминул подчеркнуть.

Тридцать три

Друзья распрощались, флаер Ричарда взмыл ввысь, и остались далеко внизу, посреди белого безбрежья, сиреневая точка скафандра и серебристая блёстка другого флаера.

Крылатая машина скользила над ледяным континентом, похожая на каплю расплавленного вольфрама, подвешенную на белые колючие лучи Сигмы Большого Семинога. Да, вы правы, мой внимательный читатель: раз в Авксоме не так давно минул летний сигмаворот, а здесь, среди вечной стыни, царит блеск полярного дня, то, выходит, Авксом находится в южном полушарии планеты, а тропики Рака и Козерога здесь по сравнению с Землёй — планетой в галактике Млечный Путь, где живут мои потенциальные читатели — расположены наоборот.

Флаер скользил над ледяным континентом. Ричард быстро, отвратительным почерком, делал краткие записи в виркниге. Торопился, пока не забыл и не запутался.

«Кркрск, возможно, не владеют хронотранспортными технологиями.

Если они не владеют и межзвёздными полётами (гипотеза), то похитителя нужно искать среди землян. Иначе — сперва среди дронян.

О малышке нашей они узнали из-за нашей работы в прошлом? Или нет? О нашей работе против них они безусловно могли узнать, но о девочке-то как?

Как тогда они организовали в нашем времени её похищение? Или всё-таки хронотранспорт им доступен?»

Во всяком случае, подумал Ричард, вот факт, который поможет распутать весь клубок, — то, что мы работаем против кркрск. Сейчас ещё не начали, но в будущем — работаем.

Да. Неясно ещё многое. Но теперь уже нет былых разительных нестыковок между моделями похищения и ТУПИКа.

— Мы с тобой сделали большой шаг вперёд, Игорь.


<<Назад    Оглавление    Далее>>

17.03.2006