ЛабИРИНТ, коллеги, — это лаборатория исследований развития инфраструктуры науки и технологий. Как мы с вами вскоре (а может, и не вскоре) узнаем, по профилю этого структурного подразделения Международного института времени проходит, в частности, исследование приёмов, применявшихся кркрск — или, в просторечье, крокрами — для достижения их нехороших целей в те далёкие дни, что описаны в глупом произведении под названием «ТУПИК», которое вы, коллеги, быть может, уже читали. Если не читали — потеряли не много.
Начнём, пожалуй, с ноября 2131 года, примерно за полгода до того памятного майского дня, когда один из героев вышеупомянутого произведения любовался закатом — розовым у земли, фиалковым близ облачного слоя — из кабины флаера, уносившего его в направлении Кратова. Любовался, размышляя о только что полученном им удивительном научном результате…
Именно тогда, в ноябре 2131 года, московская школьница Алиса Селезнёва, которой в те дни едва исполнилось одиннадцать лет, раскрыла виркнигу с черновиками монографии своего отца — профессора, командора исследовательского космолёта «Космос-30». Профессор попросил дочь полистать наброски и поделиться замечаниями, буде таковые возникнут.
Вот тут-то читатель возмутится!
Во-первых, уже сто семьдесят страниц как у командора была другая фамилия.
Во-вторых, в отличие от Дрейка, Селезнёв, как хорошо известно из других литературных источников, занимал совсем другую должность.
Что я могу сказать в своё оправдание? Насчёт должности — ошибочка вышла. При использовании хронотехнологий такое случается. Где ошибочка — у меня или у других авторов — да кто ж нас знает? Но где-то она, очевидно, есть.
Что же касается Ингвара Дрейка, то пусть этот персонаж останется на совести другого персонажа — доцента Садовского. Это он его так обозвал в своей повести. Чтоб никто не догадался. Мне ничего не оставалось, как тоже воспользоваться этим именем — иначе пришлось бы пускаться в пространные объяснения.
Если б я не взялся за вторую сказку, всё бы так и обошлось. Я, собственно, и не планировал её писать. Но отзывы бета-тестеров «ТУПИКа» не оставили мне выбора. Так что теперь придётся и продолжать, и объясняться.
На самом деле, конечно, Садовский всё правильно сделал. В конце концов, Ингвар Дрейк —всего лишь персонаж, не обязательно тождественный прототипу — Игорю Селезнёву, который, как всем нам хорошо известно, живёт вовсе не на фантастической Сигме Большого Семинога, а на нашей с вами родной Земле.
И это разом меняет всё дело.
Дрейк, согласно замыслу, должен был выйти у Садовского эдаким космическим волком, которому не страшны ни джунгли Эвридики, ни чёрные дыры, ни космические пираты, хотя последних, конечно же, на самом деле не бывает. А настоящий Селезнёв, доложу я вам, — милейший человек, немного рассеянный, обожающий животных — даже самых экзотических, вроде пустотела. Или пустотел — растение? Ну, неважно. Правда, в джунглях Эвридики профессор и вправду чуть было не остался навеки, ну и что? Просто такая работа у профессора. До тайн и загадок живого мира нужно ещё добраться, а они, тайны и загадки, имеют дурное обыкновение подчас скрываться в местах, представляющих опасность для здоровья и даже жизни.
Итак, опус Садовского — это иносказательное повествование о событиях, случившихся в жизни наших старых добрых знакомых. Очень хорошо, что иносказательное, а то ведь если бы там, в повести Садовского, были настоящие герои, а не выдуманные, то ещё неизвестно, чем кончилась бы вся эта история.
Ладно, не будем об этом. Вернёмся к виркнижке, лежащей на коленях у Алисы.
Когда-то в тех самых непроходимых джунглях, чудом вырвавшись из когтей брандашланга и едва не провалившись в Натровое болото, профессор на привалах в палатке, освещаемой рубиновым светом местных светлячков, заполнял страницы виркниги строками будущей своей прославленной монографии о проблемах коэволюции живых организмов разных биосфер.
Теперь эти строки, что, казалось, навсегда впитали и неверный рубиновый свет, и запах Натрового болота, — эти строки предстали пред взорами его дочки — юного биолога и (зачем скрывать?) известной на всю школу авантюристки.
— Who are you?
Синяя гусеница на экране томно курила кальян.
Таня, четырёхлетняя Алисина двоюродная племянница, приехавшая к Селезнёвым в гости из Харкива, любила древние мультфильмы. Но её сейчас не было в комнате. Зато здесь была Алиса.
«Эх, если бы я знала!» — с улыбкой подумала Алиса.
Кто я? Девчонка. Шестиклассница, довольно известный ксенобиолог, практикантка МИВа, чемпионка двора по бадминтону и класса — по стометровке.
«Кто ты?» — спрашивала Алису Синяя Гусеница, глядя ей прямо в глаза.
«Кто мы?» — спросила её в ответ Алиса.
Гусеница на всякий случай превратилась в бабочку, сделала свирепое лицо и упорхнула.
Ещё бы! Вопрос, между прочим, ключевой для теории коэволюции.
Не одолел его профессор Селезнёв.
Алиса упрямей. В маму.
…И так я пытался выкрутиться, и эдак, но, видать, придётся всё-таки ввести вас в курс дела нынешней научной тематики профессора Селезнёва. Хоть это и неинтересно не специалисту. Я не специалист, мне тоже неинтересно.
Как известно, информационные процессы, посредующие коэволюцию, по совместительству ответственны за феномен субъектности. Давным-давно установлено, что мир кибернетических автоматов может в процессе эволюции выработать сколь угодно сложное целенаправленное поведение — это подметили ещё за два с половиной столетия до описываемой эпохи; но вот субъектности в таком мире не возникнет. Ни один из автоматов не станет субъектом. Алгоритм поведения такого автомата будет учитывать его собственное существование, его память будет хранить его прошлое, но он не будет всего этого ощущать! Он останется всего лишь автоматом.
Останется. Если не одно «но», которое будет когда-то изучено нашими потомками. Что это за «но» — понятия не имею. Знаю только, что оно есть. И что оно непосредственно связано с одним из положений хронофизики: стабильная вселенная невозможна, если все причины событий текущего момента времени относятся только к его прошлому.
Наука будущего раскрыла секрет субъектности. В Алисином времени учёные знали её причину и знали даже, как создать искусственного субъекта. Правда, можно быть уверенным, что не найдётся безумца, который решился бы на такой эксперимент: просчитать все его последствия для Логоса, информационной ткани Вселенной, пронизывающей её и обеспечивающей стабильность материального мира — это, знаете ли, задача невообразимой сложности. И что стрясётся с миллиардами других субъектов вследствие подобного эксперимента — можно было только гадать.
Но я не об этом. Принцип-то ясен, и это главное.
Только оставалась одна неясность.
Неясность вот какая. Алиса, например, родилась 17 ноября
А ведь могла родиться раньше или позже.
Могла родиться совсем у других родителей.
А 17 ноября
В Алисиной эпохе наука ещё не знает, почему конкретная личность рождается в конкретном времени и в конкретном месте.
Можно, конечно, предположить, что это процесс чисто случайный.
Но у случайных процессов есть причины, объясняющие математическую форму распределения случайной величины. Так что от проблемы не отвертеться. Она существует.
Она тем более существует, что без её решения коэволюционные процессы допускают лишь статистическое описание. Что и было блестяще сделано отцом Алисы в его монографии. А вот объяснить их удалось лишь отчасти. Сам феномен коэволюции вполне ясен. Раз есть Логос, значит, есть и коэволюция. Удивление вызывает степень её целенаправленности, превышающая ту долю энтропии текущего момента времени, которая может быть снята благодаря свойствам Логоса и Времени.
Но дело даже не в энтропии, не в законе необходимого разнообразия. Дело в том, что статистика Селезнёва стала, по существу, первым эмпирическим опровержением колмогоровской гипотезы об объективной общесистемной цели.
Основываясь на этой гипотезе, легко построить ряд статистических закономерностей длительной эволюции систем любой природы, и эти закономерности до сих пор выполнялись безупречно. В том числе и при изучении эволюционных процессов в отдельно взятой биосфере любой планеты.
А в масштабе Вселенной — не выполняются, как оказалось.
Вот почему для Алисы вопрос «кто мы» вовсе не праздный.
У неё на то есть ещё и чисто личные причины (у меня, кстати, тоже), но она склонна от них отмахиваться.
Алиса пролистала исписанные страницы виркнижки и вывела на оставшиеся статью «Субъектность» из энциклопедического словаря научных загадок. Статья заняла несколько десятков страниц и была полна ссылками на другие статьи, столь же пестревшие ссылками.
Тогда она попросила свой биочип связать её с Ричардом Темпестом. Но Ричард, руководитель отдела прикладного хрономоделирования МИВа и большой друг Алисы, был, вероятно, очень занят: его биочип не отвечал.
«Придётся самой слетать в институт», — решила Алиса.
Миновав робота-вахтёра Сильвера, наряженного в костюм пирата эпохи географических открытий, — сей грозный страж даже не обернулся в сторону девочки, — Алиса нос к носу столкнулась с самим директором.
— Алиска, привет! Куда путь держишь? — спросил Петров.
— Я ещё не решила. Ричард занят, наверное…
— К Машине даже и не подходи! — сказал Петров как бы в шутку. Директор хорошо знает Алисин характер.
К Петрову в институте все обращались по фамилии. Алиса тоже.
— Петров, у тебя есть свободная минутка? — вкрадчиво спросила Алиса.
— Не совсем. С одной стороны, я сейчас не занят. С другой, очень хотелось бы погонять на флаере. В декабре чемпионат в Сиднее.
— Возьмёшь меня штурманом?
— Нет, место штурмана уже занято. Штурманом будет Света Гейл из лаборатории прикладного хрономоделирования.
— Да не тогда — сейчас! У меня есть вопрос. Сложный.
— Что ж, добро. Полетели.
Как потом выяснилось, может быть, было бы лучше, если бы Петров оказался чертовски занят.
И уж наверняка всё было бы совсем иначе.
Но состояние вселенной в настоящий момент времени единственно. Всё случилось именно так, как я выдумываю. Или, по крайней мере, гомоморфно.
Оба учёных уютно устроились в тесной кабинке двухместного спортивного флаера. Алиса надела очки навигационного проектора. Поначалу Петров отрабатывал несложные технические приёмы: причаливание носом, кормой, бортом, прямо и с разворота; горизонтальную и вертикальную змейку; лесенку.
— Петров, ты можешь мне как-нибудь попроще объяснить, почему я родилась именно теперь? — спросила Алиса.
— И всего-то? — улыбнулся академик. — Алиса, ты не могла бы спросить об этом у своих родителей?
— Хорошо. Поставим вопрос по-другому, — с коварной улыбкой Алиса взглянула на академика, который сам то и дело использовал ту же фразу. — Почему я родилась именно у них, а, например, не у Сапожковых?
Академик неожиданно сжал тонкие губы и нахмурился. Потом, словно вспомнив что-то, улыбнулся и весело произнёс:
— Это тайна. Этого никто не знает.
— Значит, на него ищут ответ специалисты Комитета Тайн и Чудес?
— Если даже ищут, всё равно не признаются, — ответил Петров, и было в этом ответе что-то такое, из чего Алиса поняла одну вещь: в Комитете Тайн и Чудес Петров, определённо, не работает. Таким, как Петров, там работать не следует.
— И ты не признаешься? — перешла в лобовую атаку Алиса.
Петров совсем смутился.
— Конечно, в это трудно поверить, — начал Петров. — Не знаю, поверил бы я на твоём месте. В общем, вот какая штука выходит: Время не присуще вселенной.
— То есть возможна вселенная без времени, да? Но что же тут удивительного?
— Удивительно то, что Время вряд ли могло возникнуть естественным путём. Его кто-то создал.
— Ты веришь в бога? — спросила Алиса как можно сердечнее.
— Отнюдь нет. Даже если бы верил, место бога — за пределами опытного знания. Я же говорю только о фактах. Правда, их ещё нельзя назвать фактами научными по той простой причине, что они известны только мне.
— Сейчас и мне станут, — уточнила Алиса.
— Нет, — возразил Петров. Для тебя это будут не факты, а версия. Ты не можешь проверить корректность всех опытов, которые я со своими друзьями ставил на протяжении семидесяти лет. Среди них есть такие, которые никто никогда не сможет повторить, поскольку сама их постановка навсегда нарушила условия, при которых они могли быть поставлены.
Алиса внимательно слушала. Академик продолжил:
— Конечно, к тем же выводам кто-нибудь однажды придёт, поставив другие опыты. А может, всё будет ещё проще. Полетит твой Пашка в экспедицию куда-нибудь в скопление галактик в созвездии Треугольника и обнаружит там Генератор…
Алиса хотела было надуться из-за фразы «твой Пашка», но вместо того спросила:
— Какой ещё Генератор?
— Генератор Времени. Техническое устройство, создающее Время. Оно и заключает в себе ответ на твой вопрос.
Девочка задумалась на полминуты, а потом спросила:
— А как же закон причинности? Как же второй закон термодинамики? Разве всего этого не достаточно, чтобы Время существовало, а мы ощущали его ход?
— Чтобы ощущали — да, достаточно. А чтобы существовало — нет. Фокус в том, что вселенная, асимметричная относительно причинности, может существовать. Но чтобы существовать, она должна была бы как-то возникнуть, а вот возникнуть она никак не могла.
— Но ведь она могла существовать вечно?
— Ты что, Алиса?! Она же конечна во всех измерениях, в том числе и по координате t! Возьми школьный учебник…
— Да знаю я! Но мало ли… Вдруг учебник уже устарел?
— С чего ты так решила?
— Хотя бы с того, что в учебнике ничего не сказано про Генератор! — вчистую выиграла Алиса и, довольная собой, приготовилась слушать дальше.
— Так слушай. Изначально вселенная идеально сбалансирована по причинности. Процент причин и следствий одинаков по обе стороны того, что мы, хронофизики, называем текущим моментом времени. Такой вселенной не надо возникать: она просто есть, хотя и понятие «есть» к такой вселенной неприложимо: некому заметить, что она есть. Быть другой она просто не может: тут же всплывает проблема возникновения, решения которой не существует. Это доказано со всей математической строгостью.
Академик помолчал, дважды — вперёд и назад — прошёл сложный трёхмерный лабиринт и, подняв свою крылатую машину над треком, размеченным голограммами препятствий, продолжил:
— Можно, конечно, предположить, что этой вселенной были присущи какие-то свойства, которые этот баланс нарушили. Собственно, так оно и есть: такие свойства ей присущи, и они действительно его нарушили. Загвоздка в том, что для его нарушения требуется процесс управления, снимающий такую энтропию, которую под силу снять только разуму. Все известные системы управления, обладающие достаточным для этого разнообразием, либо сами представляют собой разумные начала, либо созданы таковыми. Выходит, — резюмировал профессор, — разум первичен по отношению ко Времени.
— Но как же он мог возникнуть вне времени? Ведь разум — результат эволюции, а эволюция — это термодинамический процесс, которого не бывает во вселенной с идеально сбалансированной причинностью?
— Ты права. Чтобы возник разум, необходимо Время. Чтобы возникло Время, необходим разум.
— Но ведь лемма твоего имени… Петля?
— Генератор Времени не подчиняется лемме. Он, в некотором смысле, начало отсчёта. Или, быть может, проще будет сказать… В общем, лемма Петрова на самом деле, вероятно, звучит примерно так: все замкнутые траектории в пространственно-временном континууме проходят через Генератор Времени.
— Ах, вот оно что! — поняла Алиса. — Напоминает египетский миф об Атоне, который начал с того, что создал себя, а уж потом — всё остальное. И правильно. Как он мог создать всё остальное, не создав сначала себя?
— И впрямь напоминает. В общем, разум создал Время, которое дало дорогу ходу эволюции и привело однажды к возникновению разума. Да, разум и вправду подобен Атону. И я не уверен, что так случайно вышло, — загадочно промолвил академик, который, конечно, бывал и в эпохе Древнего Царства, и в ещё более глубокой древности. — К египтянам этот миф мог прийти от атлантов — союза могущественных племён, живших в Средиземье, у берегов нынешних Испании и Марокко, когда там ещё не было Средиземного моря.
— И ты знаешь, как устроен Генератор Времени? — пошутила Алиса, которой показалось на минуту, что Петров её попросту разыгрывает в отместку за одну проказу. Тогда, на вечеринке по случаю дня её рождения.
— Думаю, что знаю, — ответил Петров. Он был серьёзен как сфинкс.
По лицу учёного было видно, что он не закончил фразу, и Алиса вопросительно глядела на академика.
— Только это тайна, — наконец решился Петров. — Я не шутил.
— Почему? Почему — тайна?
— Ну, хотя бы потому, что когда этого не знаешь, жить как-то спокойнее.
Алиса не поняла и не отводила от глаз академика своего живого взгляда: мол, договаривай, договаривай!
— Ты даже представить себе не можешь, каким нестабильным и беззащитным оказывается такое вот мироздание! Стоило ли людям тысячелетиями подниматься к тайнам бытия, чтобы под конец обнаружить его основания уже который миллиард лет висящими на острие спицы, пока ещё удерживаемой чьею-то волей в равновесном положении? Чтобы понять: единственное, что у нас есть — это надежда, что создатели Генератора учли всё. Обеспечили его безусловную надёжность на многие миллиарды лет. Что не найдётся во Вселенной ни одного психа, который бы захотел и смог вмешаться в его работу, не ведая о последствиях… А главное, в этой конструкции вряд ли теперь что-то можно исправить, даже если захочется.
— Остаётся лишь молиться? — резюмировала Алиса, в голове которой крутились какие-то не слишком лестные для академика подозрения.
— Можешь смеяться сколько тебе угодно, — обиделся Петров. — Если хочешь, можешь считать, что мы с тобой сегодня вовсе не встречались.
— Не могу. Первый постулат хронофизики не позволит, — отшутилась девочка. — Прости. Не обещаю, что поверю. И впрямь трудно.
— Да, похоже на дурную сказку-ужастик, — печально промолвил академик.
— Наверное… Но ты ведь ещё не всё изучил. Сейчас тебе видна лишь негативная сторона дела.
— Может быть, может быть, — согласился Петров.
И покачал головой в сомнении.
Молчание, прерываемое лишь командами штурмана, затянулось минут на десять. Всё это время флаер шнырял по просекам подмосковных лесов, распугивая сорок и белок.
— Интересно, почему ты мне всё это рассказал? — вдруг удивилась Алиса. — Почему не сохранил тайну?
— Твой вопрос сложнее, чем тебе кажется. С одной стороны, быть может, ты когда-нибудь станешь моей помощницей. Если мне потребуется подмога. Но с другой…
Академик погрузился в молчание, лицо его было печально, и Алисе пришлось потянуть его за рукав, чтобы он, наконец, завершил фразу.
— С другой, как бы я не причинил тебе зло, — быстро проговорил Петров и, резко взмыв над лесом, принялся выделывать такие виражи, что даже у Алисы дух захватило.
— Ничего не понимаю, — только и сказала она, вжимаясь в штурманское кресло и изо всех сил стараясь удержать взглядом горизонт, чтобы не потерять ориентацию в пространстве.
<<Назад Оглавление Далее>>
10.11.2007